Потом Карикаш поворачивается и пыхтит:
— Эхм… уф… вернулся, сосед…
Винцо промолчал, уставясь в кружку с пивом.
Старый Ленгарт смущенно подкрутил седой ус и пригласил:
— Зачем одному сидеть, Винцо? Переходи к нам, мы тебя не укусим, не чужие ведь…
Однако Винцо хранил молчание, даже не глянул в их сторону, будто в корчме и нет никого.
Тогда Карикаш встал, с трудом поднял свое грузное тело, отдуваясь, взял шапку с козырьком и попрощался с Ленгартом:
— Эхм… пойду, дядя, дело не терпит…
Он косится в угол, но Винцо по-прежнему задумчиво глядит в свою кружку, впрочем, похоже, и Ленгарту не по себе в обществе Карикаша. Тот, что-то пробормотав, скрылся в дверях. Ленгарт разложил на столе перед собой какие-то бумаги и притворился, будто все его внимание поглощено ими. Но это только так, для виду, а сам то и дело зыркает глазами на Винцо, который сидит в своем углу недвижимо, точно истукан. Так они и сидят, один уткнувшись в бумаги, другой уставясь в пиво. В конце концов старый Ленгарт не выдерживает, сгребает со стола бумаги, сует их под мышку и нерешительно направляется к выходу. Но в дверях останавливается, поворачивается и, подкрутив усы, идет к Винцо.
Подходит к его столу:
— Ну… и чудной же ты, Винцо.
Тут Винцо поднял наконец голову. Все-таки ему жалко старого Ленгарта, ведь он его знает — господи, с каких пор? Да с тех самых, как Винцо первый раз глянул на мир, на проклятый навозный двор.
Приободренный Ленгарт подсаживается к нему.
— Что смотришь?
— А нельзя? — взрывается Винцо.
— Ну, виноват я, виноват. И то сказать, в чем я провинился-то? С человеком поговорил — что, Карикаш не человек разве?
— Он кулак!
— Ну, кулак. А я думаю, и человек тоже.
— Нет, не человек, кулак — и все! — Винцо в сердцах стучит пивной кружкой.
Старый Ленгарт качает головой. В корчме тихо. И снаружи, с пустынной деревенской улицы, не доносится ни звука. Только на кухне гремит посудой Уля — она теперь обслуживает гостей в корчме. На столе пляшут лучики заходящего солнца. Все кругом беззвучное, замершее, сонное. Только эти двое сидят друг против друга, как петухи, смотрят в упор, сверкая глазами. Ленгарт барабанит по столу пальцем с длинным, давно не стриженным ногтем.
— Чудной ты, Винцо, не переменился в тех краях. Голова у тебя светлая, ума не занимать, а в душе у тебя яд, и в этом все дело.
Винцо желчно смеется.
— Яд? Ну ладно, пусть яд. — Он понижает голос до шепота и сверлит Ленгарта горящим взглядом. — А вы — вы снюхались с кулаком! Вы предаете кооператив — вот в чем дело!
Ленгарт даже подскочил, тут же опять опустился на свое место, потрясенный, тронул усы, но потом оставил их в покое и так забарабанил пальцем по столу, что ноготь сломался.
— Я? Баламут ты окаянный, да чтобы я?! Ты нешто забыл, кто таков старик Ленгарт, баламут поганый?! Кто за вас заступался при господах, не я ли?! Кто?! Значит, я предаю, вот так награда за мои труды, за все мои старания, знатно ты меня вознаградил. А как прикажешь поступить с тем же Карикашем? Пускай подыхает с голоду, так, что ли?! Нешто он не такой же человек, как ты, куда ему теперь деваться, околевать с голоду с детьми вместе? Нешто он не живая душа, как и всякий человек, а навоз, по-твоему?! И ты мне… — Ленгарт выпалил все это единым духом, не переводя дыхания, лицо его налилось кровью от гнева и напряжения, но речь его внезапно оборвалась — на полуслове он зашелся в надсадном старческом кашле.
Винцо вспомнился отец, такой же душераздирающий батрацкий кашель, вспомнились годы, прожитые бок о бок с Ленгартом, сходки перед тем, как идти к помещику что-либо просить или требовать. Ему стало жаль старого Ленгарта. Исступленные, сумрачные глаза Винцо померкли, он смущенно провел рукой по густым светлым кудрям.
— Ну… ну… — сказал он примирительно. — Я не хотел так.
Однако когда Ленгарт перестал кашлять, отдышался и вытер пот со лба, Винцо не удержался:
— Все же нехорошо вы поступаете.
И перепалка вспыхнула с новой силой. Винцо упорно сводил речь на Карикаша и узнал, что тот уже давно обхаживает Ленгарта, рвется в кооператив и что Ленгарт уважает его — ведь он хороший хозяин, а Ленгарт, как всякий сельскохозяйственный рабочий, всегда ценил хороших хозяев, как ценят нечто не достижимое; к тому же, он закончил экономическое училище и мог бы принести кооперативу большую пользу, уверял Ленгарт. Винцо опять вспылил, и когда в корчму ввалилась первая бригада, а это была как раз Анчина табаководческая бригада, оба стояли лицом к лицу и нещадно бранились.