— Нет, непонятно.
— Это такой стиль, понял? Я наступаю на ноги, как слон. Живу весело, беззаботно. Роль себе такую выбрал. По доброй воле выбрал. И так живу.
— Беспутно вы живете.
— Точно. Беспутно. А тебя это удивляет? Ты разве не заметил? Всюду одно требуется. Говори правду, оскорбляй. И без тебя не обойдутся. И тебя станут слушать, особенно если ты говоришь о других. Кислород. Он освежает атмосферу. Очищает ее. И я выбрал эту роль.
— Удобная роль, — сказал я. — И бесчестная.
— Хо-хо! Бесчестная! Тоже мне, судья! Идиот!
Он размахивал руками у меня перед носом, так что я невольно отодвинулся. Но внезапно он словно надломился, ослаб, руки его бессильно повисли, он низко опустил голову, поник. Волосы упали ему на лоб. Мери откинула их.
— Яничко, Яничко, — вздохнула она.
Скрюченный снова поднял голову и усмехнулся.
— Пахнет, — сказал он.
Мне показалось, что он подмигнул мне, словно у нас был тайный сговор. Я сердито нахмурился, и он тотчас же опустил глаза.
— Готово, шеф, — сказал скрюченный.
Шеф ничего не ответил, даже не шевельнулся. Скрюченный осторожно сиял вертел с огня. Воткнув ручку в землю, он так же осторожно развернул жирную бумагу. По лужайке распространился вкусный запах.
— Какой аромат, — вздохнула Мери.
Скрюченный ловким движением стряхнул мясо в приготовленное блюдо.
— Готово, шеф.
Тот не тронулся с места. Мери по-прежнему ухаживала за шефом, она поднесла ему мясо и стала кормить его, как ребенка, приговаривая:
— Кушай, Яничко, кушай на здоровье!
Скрюченный протянул мне тарелку с мясом, но я отказался. Шеф печально взглянул на меня и мягко произнес:
— Ешь! Я не сержусь! — И когда Мери отошла в сторону, прошептал мне: — Ты прав. Бесчестная роль. Но при них не надо… Понял?
Мери ушла мыть посуду. И шеф заговорил все тем же задумчиво мягким голосом:
— При них не надо… нет… Какой бы я ни был, я лучше их. А они — враги. И Мери… принадлежит к побежденному классу. При них не надо. Но это правда — бесчестная роль. Я не знаю, кто ты, и знать не хочу. Но ты прав. Бесчестно это, знаю и всегда знал. Но что мне делать? Иначе я не могу. Точно. Хотел, хотел я… Да теперь уже иначе не могу. Личина уже приросла ко мне, стала моей собственной кожей, понимаешь? Я привык, ко мне привыкли. Шут… Хотят — меня принимают всерьез… Не хотят — не нужно. Удобно, ты прав… И бесчестно… А что поделаешь?
— Изменить свое поведение никогда не поздно, — сказал я.
— Для меня поздно. Точно. — Он наклонился к самому моему уху и зашептал: — Я опускаюсь. Все ниже и ниже. Был я… эх, и вспоминать-то жалко. Сам понимаешь. Огромный склад, я — заведующий. В те времена, когда еще ничего не было. Самый важный человек в районе. Ничего не было. А у меня всего вдоволь. Все было у меня в руках. Самым важным человеком считался, а тут еще и склад, полный бутылок. Спиртного сколько душе угодно.
— Пустили козла в огород.
— Точно. Соблазн. Никакого контроля.
Он помолчал. Скрюченный подбросил в огонь хворосту. Пламя высоко взметнулось, осветив лужайку и наши лица. Скрюченный сидел на корточках и искоса посматривал в нашу сторону, но улыбаться не осмеливался. Мери мыла посуду в миске; воду она грела на костре.
— Вина, Маска!
— Сейчас, шеф.
Скрюченный проковылял к ручью, где охлаждалось вино. Вскоре он вернулся с бутылками и чистыми стаканами. Вино оказалось холодное, свежее. Шеф сидел сгорбившись, уткнув подбородок в ладони. Он посмотрел на меня и сразу же отвел глаза.
— Я человек слабый, — пробормотал он. — Бесхарактерный, понимаешь?
Я кивнул в ответ.
— Меня всегда приходилось выручать. И меня всегда выручали. Почему меня выручали? Я человек искренний, преданный. Все меня таким считают. Сколько раз мне это говорили. Искренний. Преданный. У него, мол, есть слабости. Ему, мол, нужно помогать. И мне помогали Вот я и привык, что мне всегда помогают, всегда приходят на выручку. Точно! Привык к своей слабости. Понимаешь? Меня прозевали. И я сам себя прозевал. Бывали минуты, когда мне хотелось стать другим. По-настоящему стать другим. Но не удалось. Уже приобрел новую кожу. Она срослась со мной. И нельзя было ее содрать.
— Это без боли нельзя.
— Возможно. Хо-хо, правда. Точно. Без боли не получалось. А я в то время уже боялся боли. Не хватало духу. Да и нужды в этом не было.
— Незаменимый работник!
— Слыхал, значит, такое слово? Карусель. Какие должности я только не занимал! Кем я только не был! Но нигде не задерживался. Слабый человек. Ни на что не пригодный. Пустой крикун. Говорю это тебе, потому что ты нездешний. Ничего не знаешь. Словно я с деревом разговариваю. Понимаешь?