— Приехали, — сказал он.
Отец хотел открыть дверцу, но руки его тряслись. Таксист обежал вокруг машины и помог ему выйти. В тусклом свете шофер увидел лицо девочки — оно было пепельного цвета.
— Что-то слишком уж она тихая, — произнес он скорее про себя.
— Что вы говорите? — спросил отец.
— Ничего. Идемте за мной.
Медсестра в приемном покое распеленала малышку. Врач склонился над ней. Приложил ухо к сердечку. Долго смотрел ей в глаза. Отец со шляпой в руках стоял в передней, таксист сел на скамейку, провел рукой по ежику волос и с удивлением обнаружил, что вспотел. Отец ни о чем не думал, только чувствовал, как слабеют ноги. Пришлось прислониться к двери.
— Садитесь, — сказал таксист, — вы же устали. А это может затянуться.
Отец медленно опустился на скамейку. Шофер сказал, пытаясь утешить:
— Чем дольше, тем лучше. Значит, будет порядок.
Но отец покачал головой. Не верил.
— Это хороший врач, — успокаивал его шофер.
Врач вышел в переднюю, спросил:
— Кто из вас отец? Вы?
— Да.
— Сделать ничего было нельзя. Вы привезли ее уже мертвой.
Отец раскрыл рот, но не смог ничего выговорить.
— Понимаете? Вы слишком поздно пришли.
Врач был молодой и очень сердитый. Что за люди! Являются в последнюю минуту, а то и позже!
— На пять бы минут раньше!
— Я торопился, — с трудом выдавил из себя отец. — Бежал…
— Вы зря на него кричите, — вступился таксист, — он шел пешком от самого Мариного лаза. Я подобрал его уже перед городом. А до меня проходили машины, но не останавливались. Не надо на него кричать, он ни в чем не виноват.
Только теперь врач возмутился по-настоящему:
— Но это же преступление! Неумышленное, но убийство! Я могу доказать! Пятью минутами раньше — и ребенок был бы жив! Понимаете вы это?
— Поди сыщи их теперь! — сказал таксист.
Отец спросил:
— Можно ее забрать?
— Что? А, ребенка? Нет, его отнесут в морг.
— Может, все-таки можно? — попросил отец.
Врач только теперь внимательно посмотрел на него. На мгновение глаза их встретились.
— Ничего нельзя сделать, — сказал врач мягко. — Такой порядок.
— А… увидеть можно? — с трудом выдавил из себя отец.
— Пожалуйста.
Малышка лежала на столе, глаза у нее были голубые и безмерно холодные. Грудка понемногу начала чернеть. Отец не чувствовал ничего, только какие-то тупые удары. Это башенные часы на площади пробили одиннадцать. Но отцу все чудилось, что это его бьют по голове каким-то тупым предметом. Он погладил босую ножку и вышел. Таксист ждал его. Отец спросил:
— Сколько я должен?
— Да что вы, — ответил шофер. — Не могу ли я чем-нибудь помочь?
Но, взглянув на отца, понял, что ничем ему не поможешь. Они вышли вместе. Постояли у машины. Шофер спросил:
— Куда вы теперь?
— Я?.. — У отца шумело в голове от тупых ударов. — Я подожду.
Таксист дружески положил ему руку на плечо.
— Вам бы выспаться, мил человек. Если негде, можете у меня. Мы живем вдвоем с сыном.
— Я, пожалуй, подожду.
— Нет, правда, — настаивал шофер, — вы нам не помешаете.
— Нет, я уж подожду.
Таксист вздохнул, сел в машину. Завел мотор. Отец наклонился к окошку.
— Спасибо вам.
Таксист включил скорость и тронулся с места. И сразу его охватила злость, острая, всепроникающая.
— А, чтоб вас!.. — громко выругался он. — Весь мир — сплошное дерьмо!
У ворот он еще раз оглянулся. И ясно увидел того человека. Тот стоял перед приемным покоем и мял в руке свою потрепанную шляпу.
Перевод Н. Аросевой.
СЛУЧАЙ
На Залоге кукуруза вымахала высотой метра два. Месяц таинственно пробирался сквозь широкие листья. Настоящие джунгли. Кукуруза шелестела и вздыхала, как живое существо. Ему хотелось повалиться на межу и слушать кукурузу — это его труд, его дело. Все-таки здорово быть земледельцем, видеть, как растет твой труд, как он перерастает тебя. Победоносный труд — вопреки всему. Месяц и легкий ветерок, приятный, как забытое прикосновение чьей-то руки, как воспоминание детства. И это живое шелестение и запах, ах, как пахнет земля! Мгновение покоя, ощущение полноты жизни. Лечь бы навзничь и ни о чем не думать, только дышать и дышать. Но это было бы смешно: председатель лежит животом кверху и смотрит на звезды. Он бы сам себе показался смешным, а председатель не может выглядеть смешным даже перед самим собой. Он шел по меже, садилась роса. Вдалеке мерцали огни деревни. Председатель еще раз с гордостью в душе посмотрел на кукурузные джунгли. И вот он снова нормальный человек, думает об обычных вещах: о сводке, которую он должен составить еще сегодня ночью, о распределении работы на завтра, о недостроенном коровнике, об утренней ссоре с птичницами.