— На кой мне ваша земля? У меня цирк…
— Мы слышали, что у вас в повозке эти самые, которые пропагандируют, коммунисты, и…
Мезат вытащил из-под одеяла полуголую Дорину.
— Вот что у меня в повозке.
Мужики немного смягчились. Тут с поля подъехали четыре телеги и остановились за повозкой Мезата. Люди, которые спрыгнули с них, смешавшись с пришедшими раньше, стали спрашивать, что случилось.
— Слышали мы, что у них в повозке коммунисты, которые говорят стихи и высмеивают помещиков… Мы их в деревню не пустим.
— Так ведь это же дядя Мезат! — сказал один из приехавших. — Дядя Мезат, который разрывает цепи. Ты с ним еще не знаком, Гогу? Хочешь, чтобы он тебе переломал кости? И где ты увидел коммунистов? Да и что они, чумные, что ли? Черт возьми, Гогу, ты выходишь за околицу, распоряжаешься, будто какой начальник, не даешь людям заниматься делом, словно это твоя деревня! И тебе не стыдно, Гогу? Бессовестные твои глаза! Думаешь, если барин Костел тебя от армии освободил, ты уж и начальником заделался? Ну, Гогу, говори, кто тебя сюда послал? А вы чего стоите? А ну, пошли отсюда со своими дубинами! Так и знайте, коли мы будем брать землю, не побоимся мы ваших кольев! Поезжай, дядя Мезат! — сказал человек, и Мезат тронул лошадей.
Савел и Петре, держась рядышком, прошли сквозь толпу, спрашивая друг друга глазами: о каких это коммунистах шла речь?
— Дяденька, а дяденька, проведи меня, у меня нет денег!
Тот, кто называл Петре дяденькой, был на голову выше его.
— И яблок тоже нет? — спросил Петре.
— И яблок у меня нет, ничего у меня нет, — сказал парнишка.
— Ладно, — сказал Петре, — проведу. А что ты мне за это дашь, чего у тебя есть-то?
— Пять камушков. Я дам тебе пять круглых камушков пяти цветов, таких камней даже в Бухаресте не найдешь, блестящие…
Петре расспрашивал парня главным образом для того, чтобы заставить его говорить, уж очень забавно тот пришептывал. А теперь он не знал, что делать. Брать или не брать камни, которые мальчишка положил ему в руку?
— Да будет тебе…
— Если ты их не возьмешь, я обижусь, — сказал мальчишка. — Возьми их на память о Иоргу Кэли.
— Хорошо, Иоргу, разве что на память… Это еще куда ни шло, — сказал Петре и, не пересчитав, положил их в карман.
Но вдруг Мезат не пропустит Иоргу? Петре пошарил в кармане пиджака и направился к входу, держа наготове две леи, чтобы заплатить за Иоргу, на случай если Мезат будет ерепениться. Но Мезат, к удивлению Петре, не ерепенился. Он только дружески подергал Петре за уши и остался у дверей продавать билеты. В конце представления билеты отбирали — они были нужны на следующий раз. Билетами назывались круглые картонки, на которых красными буквами было написано: «Поощряйте румынское искусство и спорт!»
Савел показал Петре девушку. Она приехала и в Крушовэц, здесь у нее тоже была тетушка. Деревни находились неподалеку, а дома ей нечего было делать; хоть она и называла себя ученицей, в школу ей не пришлось ходить. Отец был на фронте.
— Она тоже хочет стать артисткой, — шепнул Савел Петре. — Как ты думаешь, есть у нее талант?
Очевидно, он хотел, чтобы Петре похвалил девушку. Петре поглядел на нее и мрачно покачал головой.
— Не знаю.
Как тут быть? Если сказать, что она красивая, Савел подумает, что он влюбился в нее. Если сказать, что уродливая, пожалуй, обидится.
Перед началом Мезат сказал им:
— Сегодня, дорогие мои, это стихотворение не читайте… И не играйте ту сценку с барыней. Она не подходит для здешней публики. Тут пойдет программа с боксом, с попугаями. И чтобы побольше было Дорины…
Раньше он никогда не называл их «дорогие мои». Сценка, о которой он говорил, имела большой успех в Браниште. Савел играл волостного старшину, а Петре — барыню, которая плакала. Многие зрители знали, как волостной старшина здоровался с крестьянами, и весь зал покатывался со смеху. А теперь Мезат трусил, потому он и говорил им «дорогие мои» и потому промолчал, когда Петре провел в зал Иоргу.
— Боится, как бы не отняли разрешение, — прошептал Петре Савелу.
Петре вышел из-за кулис на руках. На левой пятке у него сидел зеленый попугай.
— Добрый вечер, — сказал попугай, когда они оказались на середине сцены. — Добрый вечер, бон суар!
Савел появился на сцене после Петре и попугая и сделал вид, будто только что их заметил.
— Добрый вечер, Петре! — сказал он.
— Привет! — откликнулся попугай.
Тут Савел вежливо поклонился зеленому попугаю, и публика оживилась.
— Как поживаешь? — спросил попугай.