Вот такая же, жаждущая справедливости толпа, отстаивая веру божию, выбросила вероломных городских советников из готических окон пражской ратуши{144} прямо на дреколья и копья гуситов.
Вот такая же отважная масса граждан и гражданок Франции, провозгласивших лозунг «Свобода, равенство и братство!», готова была растерзать каждого, кто попытался бы убеждать ее, что гранитные стены и башни Бастилии непреодолимы. И такие же объятые небывалым подъемом народные массы с винтовками в руках штурмовали в октябрьский день ворота московского Кремля, за которыми засели юнкера.
Теперь такой же коллектив людей родился перед домом на Жижкове. В нем было наследие тысячелетий — страсть и воля, ярость и голод, и прекраснейшее из духовных достояний человечества — жажда справедливости.
Ручка двери и ясеневые филенки гудели от ударов. Новый человеческий поток докатился от завода до дома. Улица была запружена толпой.
В окнах соседних домов, среди цветочных горшков и подушек, уже показались любопытные: одни смеялись, у других были серьезные и строгие лица.
— Подайте нам этого гада, посмотрим, каков он есть!
— Позо-о-ор! Позо-ор! — кричала толпа.
Пожилая работница из толпы заметила беременность Анны. Она вскочила на колесо тележки и, опираясь о плечи мужчин, закричала, волнуясь и покрываясь красными пятнами:
— Она, бедняжка, беременна, на девятом месяце, а этот пес выгнал их на улицу!
— Позо-ор! Позо-ор! — ревела толпа.
— Пойдем вселим их! — пронзительно закричал кто-то.
Это был призыв, которого жаждала толпа. Она ответила свистом и криками: «Вселим, вселим!»
Эти крики уже звучали грозно. Соседние окна стали захлопываться. И вдруг открылись ворота вражеской твердыни: двери дома распахнулись, в них появилось трое рабочих. Один из них поднял руку. Толпа разом смолкла. Так всегда бывало в веках, когда осажденная крепость выкидывала белый флаг. Сейчас таким флагом стала правая рука старого Чермака.
— Выберем депутацию для переговоров с хозяином, товарищи рабочие! — воскликнул он громким голосом.
Этот призыв прокатился по рядам, всюду находя отклик. Вслед за рабочими из ворот вышел полицейский комиссар.
— Господа, — начал он, — дело это чисто приватное, полицию оно не интересует. Мы приняли меры, чтобы уладить его миром. Оно будет улажено!
Кто-то засмеялся. Конечно, будет улажено! Разве это не было ясно с самого начала всем, в том числе и полицейскому комиссару?
— Но порядок должен быть соблюден во что бы то ни стало, — продолжал комиссар. — Я не могу допустить никаких сборищ. В ваших интересах не вынуждать меня к крайним мерам.
Если комиссар действительно хотел, чтобы все обошлось мирно, он совершил сейчас тактическую ошибку, посягнув на суверенитет толпы.
— Заткнись, пустобрех чертов! — крикнул кто-то.
— Этим нас не испугаешь, чертополох!
— Широко шагаешь, штаны порвешь!
В этих возгласах уже звучало раздражение.
Несколько парней и девушек-упаковщиц откровенно смеялись над комиссаром. У него чуть дрогнул подбородок.
— Депутацию! — раздался громовый голос около ворот. Сквозь толпу уже пробиралось пять человек.
— На кой черт депутацию? — закричал чубатый парень в спецовке. — Тащите этого домовладельца на улицу!
— Давайте нам его сюда на расправу! — вторил его товарищ.
Но это были голоса недисциплинированных одиночек. Депутация уже входила в ворота. На нее были устремлены все взоры.
Наступила тишина.
Толпа не шелохнулась в ожидании.
Такое молчание можно выдержать лишь несколько минут. И оно продолжалось не дольше.
Улица вдруг заликовала. В дверях дома появились Тоник, Чермак, Вик и рабочая депутация. Все улыбались, а сияющий Чермак держал в поднятой руке ключ — обыкновеннейший ключ на колечке, какие продаются в скобяных лавках за три кроны. Но этот ключ был символом победы.
Ни один актер на сцене, ни один оратор на трибуне не знали такой бури восторженных рукоплесканий, какой был встречен Чермак, появившийся с ключом в руке. Победные возгласы и смех потрясали окна домов Есениовой улицы, врывались в квартиры, взлетали над крышами к закопченному небу.
Бастилия пала!
Рабочие ликовали и смеялись. Ликовали потому, что добились своего, а смеялись над потерпевшим поражение буржуа-домовладельцем и посрамленной полицией.