— Эх, какая глупость, какой промах! — хмуро проворчал он.
Вошла Анна, вернувшаяся из лавки. Тоник встал и прошелся по комнате.
— Какое идиотство… Какая глупость, Анна! Так переоценить это ничтожество, эту мразь!
— В чем дело, Тоничек? — спросила она, обрадовавшись, что он сердится, — значит, не грустит больше.
Тоник махнул рукой.
Позавтракав, он ушел на работу, захватив с собой «Ческе слово». Вскоре разносчица принесла «Право лиду». Анна убрала квартиру, поздоровалась в коридоре с соседками, потом взяла в руки газету. На первой странице ей бросился в глаза заголовок: «В о т к а к о в ы в е н г е р с к и е к о н т р р е в о л ю ц и о н е р ы!» В статье говорилось о графе Имре Белаффи и об отеле «Синяя звезда». Анна сразу же вспомнила Шандора Керекеша и его странный позавчерашний визит. Вспомнился ей и загадочный случай со спецовкой Тоника, и она поняла, что здесь есть какая-то связь. Всякие ужасы полезли ей в голову. Сердце у Анны сжалось, глаза приняли испуганное выражение. В голове стало как-то страшно пусто.
День тянулся нестерпимо долго. Анна не знала, как убить время, работа у нее не ладилась. Иногда она успокаивала себя мыслью, что весь тот день Тоник, видимо, провел на заводе… Но это только видимо… и потом он пришел домой поздно, раздраженный, ничего не ел… Да еще этот случай со спецовкой. А что такое Тоник сказал утром о мрази? На лбу Анны выступили капельки пота. В полдень она, сидя на ящике с углем, попыталась съесть несколько ложек супа, но не смогла.
В коридоре шлепали туфлями соседки, набирали воду, стучали посудой. Анна боялась выйти, чтобы не встретиться с кем-нибудь. Никогда в жизни время не тянулось для нее так медленно.
Тоник вернулся поздно, около девяти часов. После работы он долго ходил по перекресткам и вокзалам, где обычно стоят продавцы газет, и тщетно искал товарища Керекеша. Потом он пошел на собрание.
Когда он, наконец, вернулся домой, изнервничавшаяся и уже отупевшая Анна снова начала волноваться, но в сумерках Тоник не заметил этого. Он пришел спокойный, обнял ее, поцеловал и спросил заботливо: «Как ты себя чувствуешь, Анна? Что нового?» Потом он зажег лампу и с аппетитом поужинал.
Спокойствие Тоника лишило Анну решимости задать ему вопрос, мучивший ее в течение тринадцати часов. И только ночью, когда они лежали рядом, она, после внутренней борьбы и колебаний, собралась с духом, приподнялась на локте, наклонилась над мужем и прошептала:
— Ты не убивал его, а, Тоничек?
Тоник сначала опешил, потом сердито ответил:
— А тебе его жалко, что ли?
Анна испугалась и опять легла на спину. Сердце ее сильно билось.
После долгого молчания Тоник сказал мягко:
— Нет, я его не убивал.
Сердцебиение у Анны улеглось. Она лежала, глядя в потолок расширенными зрачками.
— А если бы убил, — медленно сказал Тоник, — ты бы разлюбила меня?
Анна склонила голову на его плечо, с минуту лежала так, потом поцеловала его в шею и прошептала:
— Нет. Но, наверное, я бы немного боялась тебя. Тебе ничто не грозит, Тоничек?
Анна почувствовала, как он покачал головой, и снова наступило молчание, слышалось только тиканье будильника.
— Эдакая глупость, Анна: так переоценить эту мразь!
ИЗМЕННИК
Тоник искал Шандора Керекеша по всей Праге. Он справлялся у продавцов газет, ходил по кирпичным заводам Смихова, по складам на Жижкове, по лесным дворам в Голешовицах — всюду, где, как говорили, ночевал товарищ Керекеш. Но венгра нигде не было. Беспокойство Тоника росло. Он чувствовал свою ответственность в этом деле. Что, если суд поверит показаниям Иовановича, по-видимому правдивым? Что, если Керекеш сознается? А может быть, он уже арестован и сознался? И почему еще никому не пришло в голову, что убийство совершено венгерским революционером? Ведь газета «Право лиду» сама невольно навела читателей на эту мысль.
Интересы партии были под угрозой, дело слишком серьезно и дальше умалчивать о нем нельзя.
Тоник решил поговорить с Яндаком. Ни в редакции, ни в секретариате партии депутата не оказалось, и Тоник отправился к нему домой. Кабинет Яндака несколько ошеломил Тоника, потому что литейщик с завода Кольбена всегда ощущал инстинктивную неприязнь к состоятельным людям. Это была светлая, не без роскоши обставленная комната с большой библиотекой. Над письменным столом висел портрет Ленина.
Яндак усадил Тоника в кожаное кресло и предложил ему сигарету. Тоник отказался, он некурящий.
— Я совершил большую глупость, — сказал он. Ему было трудно говорить в этой обстановке, и он хмурился.