Нашлись, конечно, и такие, кто одобрял, — дескать, от судьбы не уйдешь, им суждено было снова сойтись и тому подобное. Люди ведь всякие бывают.
Как бы там ни было, а через четыре недели после смерти жены привел Мацо Цилю к себе в дом, перенес и сундук ее.
Было лето, стояла сильная жара.
Дети целыми днями барахтались в воде у мельницы, но больше всего сбегалось их вечером, после работы в поле, и тут уж крики, пение, а то и плач не утихали до самой полуночи.
Но теперь это никому не мешало.
Мельник, давно привыкший к шуму, почти и не замечал его, Анна лежала на кладбище, а Циля и Мацо засыпали и под эти крики.
Страда еще только начиналась, каждый работник был на счету, и нужно было как следует подналечь, чтобы успеть сделать все в срок. Не удивительно, что спали они после такой работы как убитые.
А Циля затеяла еще в доме все менять, новые порядки заводить; даже подвал открыла, чтобы проветрился и просох.
Одежду, что осталась после Анны, она почти всю раздала бедным, только самое лучшее уложила назад в сундук и вынесла на чердак — пусть лежит, только она после Анны носить ничего не будет.
Она бы и это с радостью раздарила или продала, чтобы ничто в доме не напоминало об Анне, но боялась людских пересудов, — наверняка попрекнули бы — дескать, «профурыкала добро, а могло бы еще пригодиться».
Мацо не понимал, зачем она это затеяла, но не перечил:
— Делай, как знаешь. Что мне до женских тряпок, ты теперь здесь хозяйка.
Потом Циля разобрала и Аннину постель и вынесла ее в сарай, а коробку, где Анна держала нитки с иголками, и прочие ее мелочи собрала в корзину и высыпала в канаву. «С глаз долой, чтобы мне покой был».
Да разве нет его у нее?
Это как сказать.
Днем еще туда-сюда, только в темных местах ей как-то жутковато становилось, а вот ночью в темноте, когда приходят эти сны…
Ей и дома-то все Анна снилась, а как перебралась к Грбаню, что ни ночь, она только и чудилась. То привидится ей здоровая, будто гонит ее из дому, от мужа, а то — больная, изможденная, будто бы вцепляется ей в волосы; стоит Циле задремать — та уж перед глазами.
На пятую ночь, когда Мацо разбудил ее, кричавшую во сне, рассказала она, что ей приснилось.
А снилось ей, будто она спит, и вдруг кто-то стучит ей ледяными пальцами по лбу, она просыпается и видит перед собой Анну, такую, как обрядили ее в гроб, а рядом с ней, — страх-то какой, — стоит смерть с косой и держит Анну за руку. Циля от ужаса хочет закричать, но не может. Свинцовая тяжесть, словно вурдалак, наваливается на нее — ни вздохнуть, ни шевельнуться. Анна наклоняется к ней и произносит только: «Я бы еще жила, но ты меня убила: я видела все через замочную скважину в чулане, я видела…»
Услыхав это, Циля от ужаса закричала, и Мацо разбудил ее.
— Глупости, она же мертвая, что она теперь может? Все это сны дурацкие. Думаешь об этом — вот она тебе и чудится. Повернись на другой бок, — равнодушно проговорил Мацо.
Цилю еще била дрожь; вся в холодном поту от страха, она встала, чтобы переодеться.
В эту минуту на чердаке что-то стукнуло. Циля прыгнула назад в постель и прошептала:
— Ты слышал, Мацко?
— Ну и что? Это, наверно, кошка.
— Кошка? Да ведь нет у нас кошки.
— Ну, чужая забрела.
— Да ведь дом-то заперт.
— Ладно, не придумывай. Это все твои глупые страхи, надоело уже, — проговорил он тише, поправляя под головой подушку.
Циле пришло на память, что на чердаке стоит сундук с Анниной одеждой.
«Это она приходила что-нибудь оттуда взять», — подумала Циля и решила утром убрать сундук — но куда? Она никак не могла припомнить такого места, куда бы ей самой не приходилось заглядывать то за одним, то за другим делом. «Куда же его девать?» — раздумывала она.
Если бы не злые языки, раздала бы все нищим, но…
Она не могла заснуть и стала вспоминать, что сказала ей во сне Анна…
Забрезжило субботнее утро. Они встали.
Мацо ушел в поле первый, Циля должна была прийти следом.
Как только Мацо вышел, она взяла два золотых и побежала к священнику в свой приход, бывший в часе ходьбы, чтобы заказать обедню «за упокой души Анны» и за собственный покой.
Она торопилась и пришла на поле довольно скоро, так что Мацо ни о чем и не догадался.
Наступил вечер.
Молодежь со всей деревни сбежалась к запруде искупаться после жаркого дня. Плесканию не было конца-края.
Вдруг кто-то крикнул:
— Глядите, ребята, — привидение! В грбаневском подвале!
Малым ребятишкам только того и надо.