На ближнем озерце кричит утка. У реки стреноженный конь с хрустом ест траву. К этому жилью нынче вечером не то что путник — ни один пьяница не заезжал, пожалуй. Появись кто посторонний, собаки бы залаяли. Ох, до чего же грустно.
Баатар! Что же ты, приходи же! — хотелось закричать Балджид, да не крикнешь такое — стыдно. Она видела, как во время вечерней дойки Баатар возвращался от северной горы с телегой, нагруженной хворостом.
Балджид назначила Баатару свидание у озера: «Приходи к заливу, когда спустятся сумерки, когда одна только белая полосочка останется на небе», но уже все сроки прошли. От долгого ожидания она готова была впасть в отчаяние. Нет, наверно, непредвиденные дела задержали его дома. Он должен прийти непременно. Послышался шорох, кто-то приближался к ней… Ее собака. Барс. Совсем стал старый, дряхлый, а все же не ошибся — приплелся вот, нашел хозяйку. Он может, не разглядев, подхватить у реки голыш вместо кости, но собачий нюх еще сохранил… Нет для Барса человека милее Балджид. Барс устроился у ног хозяйки, зевнул своей беззубой пастью, облизнулся и задремал.
Что, Барс, уже отужинал? Счастливчик — поспит, поест, больше ничегошеньки ему не надо. Так когда-нибудь и не заметит, как придет его собачья смерть. А молодым замечательный был пес, боевой: и прыгал, и кружился, и другим собакам встрепку задать мог. Во всем был первым. На осенней охоте, бывало, первым подлетал и хватал зверя за глотку. Теперь у него все позади. Хотя на то, чтобы не околеть, силы еще есть. Стрелял же в него Чойнхор, а он выжил. Ах Барс, Барс! Без тебя мне будет совсем одиноко…
Балджид издали разглядела на светлой полоске горизонта едва заметную фигуру Баатара. От радости ей, как ребенку, хотелось побежать навстречу, но она усидела на месте. Куда девалась ее недавняя грусть? Тишина отодвинулась, все вокруг наполнилось звуками. На озере весело крякали утки, в отдалении заливисто лаяли собаки. «Что это со мной? Почему я так взволнована?» — спросила она свое гулко стучавшее сердце и прижала руки к груди, стараясь унять тревожное томление. Вот наконец и Баатар.
— Ну здравствуй, — проговорил он, усаживаясь чуть поодаль. По всему было видно, что и он волнуется.
— Садись ближе. Дай руку. Сердце колотится безумно.
— Балджид, прогони пса.
— Что ты, он ведь совсем дряхлый!
— А разве ты не говорила — о нас ни одно живое существо не должно знать?
— Ах Баатар, мой Баатар, какая же это радость — быть с тобой вместе! Если бы можно было жить много лет в такой радости и чтобы о ней знали только звезды в небе да вольные птицы.
— Это так тяжело, когда нужно свое счастье от людей прятать, да еще много лет.
— Да-да, конечно, скрывать трудно, и не то что годы — дни.
— А может, не нужно скрывать?
— Баатар, не о том мы говорим. Лучше обними меня.
— Милая…
— Что ты сказал Сэмджуудэй на прощанье?
— «За нас не волнуйся, счастливого пути».
— Тогда почему она сказала мне: «Не навлекай беду на моего братишку»?
— Наверно, ей меня жалко?
— Но о чем это она, о какой беде?
— Я сказал ей, что хочу тебя в жены взять.