1928
«Слушай, Анни…»
Слушай, Анни,
твое дыханье,
трепет рук,
и изгибы губ,
и волос твоих
колыханье
я, как давний сон,
берегу.
Эти лица,
и те,
и те, –
им
хоть сто,
хоть тысячу лет скости, –
не сравнять с твоим
в простоте,
в прямоте
и в суровой детскости.
Можно
астрой в глазах пестреться,
можно
ветром в росе свистеть,
но в каких
человеческих средствах
быть собой
всегда и везде?!
Ты проходишь
горя и беды,
как проходит игла
сквозь ткань…
Как выдерживаешь
ты это?!
Как слеза у тебя
редка?!
Не в любовном
пылу и тряске
я приметил
крепость твою.
Я узнал,
что ни пыль, ни дрязги
к этой коже
не пристают.
И когда
я ломлю твои руки
и клоню
твоей воли стан,
ты кричишь,
как кричат во вьюге
лебедя,
от стаи отстав…
1928
«У меня…»
У меня
хорошая жена,
у тебя
отличные ребята.
Что ж велит мне
мерить саженя
по пустыне
сонного Арбата?
Никаких
сомнений и надежд,
никакой
романтики слезливой.
Сердце!
Не вздувайся и не тешь
свежестью
весеннего разлива.
Никаких
мечтаний и иллюзий,
что ни делай,
как ни затанцуй,
как бильярдный шар
к зеленой лузе,
ты летишь
к провалу и концу!
Нет,
не за тебя одну мне страшно, –
путь-дорога
у тебя своя;
с черной ночью
в схватке рукопашной
я не за тебя одну
стоял.
И не от тебя одной,
я знаю,
седь
уже сжимает мне виски;
но в тебе
вся боль моя сквозная
отразилась
грубо,
по-мужски.
Боль
за всю за нашу
несвободу,
за нелегкость жизни,
ветхость стен,
что былого поколенья
одурь
жизнь заставит
простоять в хвосте.
О любви
теперь уже не пишут,
просто стыдно стало
повторять.
Но – смотри:
как страшно близко дышит
над Кремлем
московская заря.
1928
«День сегодня…»
День сегодня
такой простой,
каких не сыщешь
и – в сто.
Синь сегодня
так далека,
будто бы
встал великан.
Это ты,
охлажденье мое,
молча встаешь,
не поешь,
высветляя
свое лезвие,
свой
отпотевший нож.
И от таких
безразличных глаз –
свет угасает
враз.
Все затянулось
и зажило,
и мне –
не тяжело.
Все заровнялось
и заросло:
не двигать ни рук,
ни слов.
Бульварный калека
трясет головой
(тоже –
вопрос половой).
Нынче
такой бесприметный день,
что горько
глядеть на людей.
Даже трамваи
бегут от меня,
зло и протяжно
звеня.
Даже моторы –
друзья для других –
фыркают,
как враги…
Что же,
лучше ли этот –
тех
дней
забот и помех,
дней волнений
и дней тревог;
дней,
когда стыть
я не мог?
Дней,
в которые,
все озаря,
злая
вставала заря?
Дней,
в которые
в шумном ветру
шли
влюбленность и труд?!