В тревоге град сердца, в нем вопли и шум, рыданья со всех раздаются сторон —
Ворвались войска твоих черных кудрей, погибла души беззащитной страна.
Соперника гнет я терплю каждый день, несчастному нищему — мне — помоги,
Царица страны красоты, ибо ты своей справедливостью в мире славна.
Разрушена сердца Кааба тобой, хоть тек из очей моих алый Замзам.
Гяуры хайбарские вышли на нас — объявлена ими исламу война.
Ну что ж, пусть погибнет бедняк Саккаки, убитый царем злых печалей и бед, —
Но будет дыханием губ дорогих душа его сразу же исцелена
Сто лет живи
Ты знаешь, что проходит мир наш бренный.
Что ж угнетен тобою раб презренный?
Ты часто обещаешь — и забудешь —
И в верности пора стать несравненной.
Сто лет живи прекрасною и верной —
И будешь навсегда благословенной!
Ты говоришь: "Любить красавиц — горе".
За них и сто бед я приму смиренно!
Я попросил закят от губ и слышу:
"Прочь, Саккаки, ты нищий дерзновенный!"
Заблуждался бедняк Саккаки
Стали глаза мои розовым садом — только взглянул и на розы ланит;
Словно тростник, изгибается тело, коль по устам твоим сердце скорбит.
Солнце ль, луна ли твой облик прекрасный — ты расскажи мне, мой верный кумир.
Знаю: стрела золотого сиянья бьет мне в лицо, мои очи слепит.
Уст твоих тонкость похитив, фисташка ею гордится, как будто своей.
Только, полита соленой водою, а краже призналась заплакав навзрыд.
О дорогая с дыханьем Мессии! Дай исцеленье дыханьем своим!
Взгляд твой лукавый разит беспощадно, ночью и днем эта рана горит.
Кудри любимой увидев, испуган грозною силой неверия был,
С шеи снял четки, на пояс повесил их, как зуннар, боязливый захид.
"Сердце не вынесет"! — сколько ни стал бы я говорить, изнывая в тоске.
Что тут поделаешь, если создатель розы лишь вместе с шипами творит?
Думал: любовь — это легкое дело, и заблуждался бедняк Саккаки —
Ныне душе его из-за ошибки тяжкая доля, как видно, грозит.
Любовь — алхимия
Глаза губительней твоих, скажи, родная, где?
Другой такой, что сносит боль от них, страдая, — где?
Согласен, в мире нет таких, как сердолики, губ, —
Но где есть щеки, как янтарь, и скорбь такая где?
В разлуке с милой плача, я в прах превратил глаза,
А тутию — уста твои-найду, рыдая, где?
Вино любимых уст спасет от горестей души;
Печаль в душе, спасенье где ж? Скажи мне, злая, — где?
Лицо мое как золото, так сделала любовь,
Любовь — алхимия, скажи, где есть другая, где?
Самшит сказал: "Мой стан прямей!", а роза:
"Я — алей!" Но где в движенье плавность их и страсть живая где?
Рабу ты хочешь подарить закят своей красы?
Где верный есть, как Саккаки, достойный рая, — где?
Локоны твои смутили Чин и Хинд
Пери ты, тебя небесной всякий назовет, —
Кто уста твои увидит, слез кораллы льет.
Лик твой увидав, я реки проливаю слез.
В мире всех людей поглотит их водоворот.
Сердце не сжигай — как гостя, ты прими его,
Если гость к тебе явился, он приязни ждет.
Сердце, полюбив, лишь беды принесло душе,
Я сожгу его — оно мне лишь печаль несет!
Локоны твои смутили Чин и Хинд. Глаза
Разорили туркестанский боевой народ.
"Кровью я истек от этих лалов", — говорю,
А она: "Ты сам льешь слезы, в чем же суть невзгод?"
Если взглядом кровь прольешь ты, Саккаки смолчит,
Убивая, взгляд твой ценность крови придает.
Смута в крае души
Не снимай с этих алых ланит покрывала —
Ведь в огонь будет брошен и старый, и малый!
Кудри милой, построившись войском, идут —
Смута в крае души в тот же час запылала.
Увидавши тебя, устыдилось вино,
И в бутылке укрылся шербет светло-алый.
Взгляд хмельной этих глаз жжет мне сердце, друзья!
Пьяный — все он сожжет, не тревожась нимало!
Видя рот твой — фисташку и алый рубин,
"Дай вина и закуски!" — собранье вскричало.
В сердце скрыт клад стремленья к тебе — не дивись,
Ведь оно от тебя же разрушенным стало.
Саккаки от соперников вечно скорбит,
А султанша его весела, как бывало!