Хватило бы только сил.
Тихо. Только слышно прерывистое дыхание. Да сухой снег шуршит под ногами. Больше ничего.
Шагаем.
Шагаем и шагаем. Шагаем. Шагаем. Идем…
Заалела вершина леса, иней красным цветом затеплился. Значит, часов девять, солнце встает. Ноги свербят, им нужен отдых да новая сила — через желудок. А где взять эту силу?
На лесном чистом воздухе снова есть хочется, опять невозможный голод нутро сводит.
В карманах наших осталось еще по нескольку вареных картофелин. Но не начнет ли снова нас рвать, без соли-то?..
А может, попробовать их вместе с рябиной? Вон сколько краснеет рябины на кустах…
А, где наша не пропадала! Обламываем гроздья рябины, садимся снова завтракать. Ягоды мерзлые как льдинки, и не кислые и не горькие, как летом: вымерзла вся кислятина, одна сладость осталась.
Ничего, хорошо пошла картошка с рябиной, жаль — мало…
Долго сидеть нельзя, потных-то мороз быстро пробирает. Шагаем дальше… Шагаем. Шагаем и шагаем.
Идем — три существа в безбрежной, стылой парме, где на десятки верст нет даже человеческого следа.
Шагаем. Шагаем. Шагаем. Шагаем.
Даже не глядим по сторонам. Теперь главное — идти. Идти, пока сила есть. Идти и идти, и всю остатнюю силу — в ноги. Только в ноги. В ноги…
Нас не трогают ничьи следы — ни белки, ни зайца, ни даже волка. Глаза шарят только впереди. Если добредем вон до того поворота, позади останется еще одна верста.
А вот здесь дорога идет под угор. Видать, внизу ручей. Всегда бы так — под гору… Но плохо вот, что у каждого ручья два берега. Если к ручью спускаться, то от ручья и подыматься приходится…
— Федя, стой, больше не могу я… Круги в глазах… желтые… — Федос шепчет прерывисто, совсем ухайдакался парень.
— Нет, нет, Федос! — кричу я из последних сил. — Нет! Доберемся до вершины косогора, нельзя внизу отдыхать, весь отдых насмарку пойдет…
— Федя… — стонет он.
— Нет, — говорю я ему. — Молчи!
Добираемся до вершины, долго отдыхаем. Для Федоса срезаем сухую палку — пусть на трех ногах бредет. Котомку его выбрасываем, скудное барахло распределяем с Леней. Теперь мы отдыхаем все чаще. С каждым новым шагом копится и копится непобедимая усталость. И так не хочется вставать после отдыха.
А тут еще Федоса приходится почти тащить на себе.
Шагаем.
Неужели не добредем до Починка? Неужели заночевать придется в лесу? Закоченеем ведь… К вечеру мороз-то закрутит — и костер не поможет: заснешь, не проснешься…
Надо добраться! Может, на наше счастье, какой-нибудь охотник как раз живет там, в Починке. Охотник или лесорубы. А никого нет — не беда. Как-нибудь печку затопим, переночуем… Главное — в тепле… В тепле… А там до первого участка — рукой подать…
Держитесь, парни! Надо идти, надо… Мироныч надеется, Ювеналий надеется, Дина…
Теперь мы все бредем одной шеренгой, обнявшись. Федоса, как пьяного, ведем в серединке. Валимся на отдых все вместе. Вспотевшие волосы и одежда — все сразу начинает леденеть. И надо вовремя подняться, чтобы не заснуть…
Все устало, устало, устало… Руки и ноги, все тело будто не мое, не мое, не мое — чужое. Хочется упасть в белый мягкий снег и лежать, лежать, лежать… без движения — день, два, три, четыре — неделю. Без мыслей.
— Потом найдут нас здесь, покидают на сани, мерзлых чураков, повезут… — Это я сам себя слышу, это я уже вслух думаю. — Если до того нас волки не обгрызут, — из последних сил говорю я, и эта слабая мысль раскаленной кочергой прожигает меня. Я подымаюсь и трясу товарищей, трясу… Бью Федоса, чтобы поднялся…
Снова бредем шеренгой.
Затемно доползли мы до поворота в Починок. Я узнал тот бугорок и кривую сосну, похожую на трубку, — узнал. Вперед, парнишки!
Вот уже на вершине угора темная изба замаячила… Ну, пустяк же остался! Ну, залетные…
Глядим — да может ли быть такое! — над трубой белый дым столбом, в темноте редкие искорки поблескивают… Собака вылетела нам навстречу с сердитым лаем.
Люди… Мы все разом вскрикнули собаке в ответ… Она даже испугалась. И припустились мы бежать, бежать — кто как может. Загребая тяжелыми ногами серый снег, спотыкаясь и больше всего боясь упасть, — только бы не упасть, только б не свалиться теперь, на последних шагах…
Впереди дымилась, взблескивала искорками, звенела жизнь.
ВАМ ЖИТЬ ДАЛЬШЕ