Однако, гляжу, Пикон тоже морщится, не в восторге он от такого заплыва. Но и ему теперь — не отступить, позор будет на весь мир. И зрители ждут.
Отобрали нам два комлевых бревна. Ладно, хоть сосновых, а то елка уж так вертлява, не успеешь взобраться, крутиться начинает.
Велел нам мастер кирзушки снять: мало ли, искупаться придется, утопите, мол, добро…
Три парня, как судьи, в лодку залезли. Сопровождать будут.
Я взял багор, чувствую — руки сами вцепились в древко. Босыми ногами стал на шершавую кору, стараясь, чтоб бревно не потревожилось. И так захотелось мне, чтоб ноги вцепились в дерево, как когти совы. Каждой жилочкой чую, как бревно норовит вывернуться из-под ног, верткость чую, и душа замирает в ожидании…
Пикон тоже утвердился. Мастер крикнул:
— Пошли!
Около берега было помельче, толкаться удобно, багор до дна достает и служит как бы точкой опоры. Но вот все глубже, глубже… Не достаю уж до дна… Вытащил я багор, начал грести им, как веслом о двух лопастях, а для устойчивости пригнулся малость.
Но багор-то не весло, и бревно, почти полностью погруженное в воду — не лодка… Вперед почти не двигаюсь, течение несет, вот и вся моя скорость. Но таким манером я на ту сторону не догребусь, на излучине приткнет меня снова к этому берегу боковым течением… То-то смеху будет. А! Чего мне терять! При таком-то ходе Пикон обязательно меня перегонит — вон торчит, как гвоздь на бревне, чертила длинный, где и наловчился только…
И я со всей силы начал загребать, стараясь взять покруче, захватить багром побольше воды. Но окаянное бревно качнулось под ногами, еле устоял, а бревно подумало-подумало и медленно начало поворачиваться под ногами.
Пришлось мне шагать на месте, чтоб как-то удержаться. Но как ведь подло все устроено, я шагаю по бревну, чтоб удержаться, а оно пуще разгоняется, будто его мотором крутят. А я скачу, как цирковой медведь на бочке, которого когда-то в городе видел. Ох, и смеялся тогда…
А теперь сам вроде того медведя.
Только я это про медведя вспомнил — ухнулся в воду. Вынырнул, чую — багра не потерял, держу. А на берегу, слышу — публика со смеху покатывается.
Пикон уже обогнал меня, да услышал, видно, как я ухнулся, обернулся — как тут не взглянешь на соперника. Но — есть бог! — от резкого поворота бревно под Пиконом тоже закрутилось, и, гляжу, пришлось ему также боком стать и затрусить на месте. Но ему-то, длинному, еще труднее. Не остановить Пикону этот маховик. Так и есть — грохнулся Пикон в воду, аж пропал, вынырнул, отдувается, плюется — досадно ему и — холодно, от неожиданности.
А я тем временем обратно лезу с комля. И думаю, только бы, окаянное, опять не закрутилось. Хоть пока лезу, пусть полежит спокойно. И думаю, с торца надо толкаться, и багор вовсе не нужно доставать из глубины, так, согнувшись, и стоять, упираться, сколько багра хватит.
А Пикон, зараза, гляжу, обратно не хочет залезать на бревно, плывет и толкает его плечом к другому берегу. Чего это он — спятил? Или ушибся — соображение потерял?
И на берегу вой подняли, и в лодке судьи, отсмеявшись, кричат:
— Не по правилам, Пикон, стоя был уговор, не бревно на тебе, а ты на бревне, — вылезай, Пикон, на бревнышко…
Пикон начал суматошно карабкаться на бревно сбоку, заело его все-таки, хочет выиграть. Но, видать, норовистое бревно попалось Пикону, вывернулось из-под руки, скинуло его, опять он окунулся. Но с третьей, кажется, попытки влез он на своего деревянного жеребца. Я краем глаза вижу, как Пикон мучается, и смех меня разбирает, и дышать нельзя, не то что смеяться — боюсь снова под своей сосной очутиться…
И надо же! Как раз в этот момент мне на шею шлепнулся овод. Тьфу! Черт его принес! И так он меня цапнул своими жвалами, будто шею хотел перекусить. Ну, цапнул бы разок, и хватит, но нет, вцепился, проклятущий, и никак не слетает, вгрызается в меня, будто кто его специально послал.
А мне не повернуться, рукой не шевельнуть — за багор держусь и равновесие храню. Начал я дергать кожей, как лошадь, чтоб согнать кровопийцу, — не получается у меня, как у лошади-то, вот беда. А овод будто понял мою беспомощность, тянет из меня кровушку и будто бы урчит от удовольствия.
Так с оводом и еду на бревне. Так вместе и доплыли до того берега.
Ткнулись наши с Пиконом бревна в песок почти одновременно. Судьи сказали: тут вы, ребята, равны, никто не обогнал.