— А не жадничай, — хохочет Олеш, — бог жадного видит, научит спать с краю…
Это верно Олеш заметил. И я вспоминаю Мышонка, с которым мы доплыли тогда до города, вспоминаю, как получили по шестьсот рублей и много всякой жратвы. Вспоминаю, как той же осенью взяли Мышонка на фронт и не вернулся Мышонок: подорвался на мине, в последние дни войны, недолго и повоевал. Был — и нет его.
А мы вот все живые. И опять — лес на Сысоле.
Разделились мы. Одни, ими Пикон командует, с берега пристроились. А другие, со мной, с острова.
Интересно перебегать по залому через реку. Интересно, хоть и опасно. Настроение приподнятое, и плюхнуться не хочется в прогалину между бревнами: ушибешься ведь и вымокнешь. Но не в том дело. Коровой выглядеть не хочется — вот что.
В руке багор, весь ты напружинен и насторожен, смотри вперед, выбирай бревно, которое потолще, которое повыше спину кажет из воды — и беги до него. Добежал, перевел дыхание, взглянул, как товарищи твои, каждый своим направлением, несутся к желаемому берегу — и снова: выбирай бревно потолще, через пять-шесть метров, намечай дорогу.
Первым до острова добрался Олеш, ловок бес. Действительно, как рыжая белка. Я себя тоже не обормотом считаю, но до Олеша мне еще далеко, не та ловкость у меня.
А Микол все еще на середине русла, бродит между бревнами, будто не опасную работу делает, а прогуливается не торопясь. Видать, не выбрал надежного ориентира и застрял — пошло у него под ногой бревно вниз, тонкомер, и волей-неволей положил он багор поперек бревен, оперся, стоит пауком.
— Микол, ползи давай, по-пластунски, — кричит Олеш.
И другие весело советуют ему всякое — хорошо нам на берегу, на твердом. Выбрался потихоньку и Микол.
Я осмотрелся.
С торца затора, с нашей и с береговой стороны нам нужно вытащить возможно больший клин, но так вытащить, чтоб все тело залома стронулось течением, тогда река подхватит, поможет нам, протащит через теснину это скопище бревен.
Все не унесет, и надеяться нечего, тут придется нам самим ломить. Но сначала нужно понять, как стрежень сработает, а то и не выйдет ничего из нашей затеи, придется по бревнышку вытаскивать… до самой осени…
С Олешем наметили мы огромный клин, обступили с обеих сторон, воткнули багры:
— Раз-два — взяли! Еще… взяли!
— Давай, давай, не останавливай… давай!
Кричим, вдохновляем друг друга, и радостно нам, что такой большой клин стронули, помогаем реке, и она нам, кажется, помочь хочет. Бурлит река между бревнами.
— Федя, смотри — плывем. — Тронулся клин, мы и в самом деле поплыли. Скрипят, громыхают освобожденные бревна.
— Давай-давай! Не отпускай, багров не отпускай!.. — Мы толкаем этот проклятый клин-пробку, помогаем ползущему змею, но скрип становится все выше, все яростней, и бревна лезут друг на друга, визжат, река трамбует затор с новой силой, и змей останавливается.
Тесно ему в этом ложе.
— Микол, друг ситцевый, ты чего так хреново упирался? — кричит Олеш весело, сам он весь вымок, рыжие кудри приклеились к конопатому лбу. — Эдак не видать нам спирту сверх нормы. Ну, Микол, гляди у меня, перетяну багром поперек спины…
Микол пыхтит:
— Отсюда живьем и не выбраться… С плотом тогда намучился, и опять… Не хотел идти в караванку, черт меня дернул…
— Ври давай, не хотел, — дразнит Олеш. — Где деньгой запахло, там ты и есть; первый небось кинулся…
Мы переругиваемся беззлобно, подначиваем друг дружку, но довольны — большой кусок оторвали от залома. Если так дело пойдет — справимся.
Потом мы вытаскиваем новые клинья из затора, и снова река стискивает бревна, и снова мы толкаем, упираемся, так, что гнутся багровища, взбухают жилы, и еще думаем — не свалиться бы под бревна, напор не ослабить. Виснем на багровище, конец багра под грудину упрем и тянемся, тянемся вытянутыми руками следом за уходящим багром. Кряхтим, сопим, орем — подгоняем друг друга и, заодно, залом — будто это живая душа, будто это лошадь, которая без крепкого словца и окончательной силы своей не знает.
Мы-то настроились на легкую победу над заломом, но он что-то никак не соглашается расползтись. Выплеснет на вольную воду пригоршню бревен, поддразнит нас — и снова затыкают бревна стрежневую струю. А нам все кажется: вот вытащим этот клин — и вздохнет река, свободно понесет лес и протащит мимо нас весь этот проклятущий залом, мы только помашем ему вслед.