— И ты к нам приходи, Пиконушка, — зовет Зина. — Чтобы я тебя не забывала! Ведь сердце радуется, на тебя глядя — нет, мужики еще не перевелись на нашей земле… Или ты, может, к бате в каюту пойдешь, под крылышко родительское?..
— Там их и так двое, с братом Андреем, — стесняется Пикон.
— Так тот, с крыши-то, брат твой? То-то, гляжу, такая же оглобелька… ну и семейка! Видать, хорошие дожди поливали вас… Только худой больно твой Андрей. Чахоточный, что ли?
— На фронте сильно поранен, болеет все, никак не поправится.
— Ну-у… — сразу участливо тянет Зина. — А тут-то он зачем, тоже начальник какой?
— Бате напросился помогать. Так-то он учитель, на лето пошел сюда…
— Вот как, — говорит Зина. — И верно, на свежем-то воздухе быстрее поправится, да девок сколько рядом, отогреем…
Еще одна наша девка — Роза — подала голос:
— Зин, что ж это получается, если одна будет по два кавалера хватать, что ж другим останется?
— Почему же одна. Мне, скажем, Пикон, а Кристине — Федя. Слышала я: Феде оченно нравятся крупные девки… говорят, он жениться собирался на такой. А, Федя? Или врут?
— Та-ак, — тяну я, боясь, как бы разговор не повернулся в эту, нежеланную для меня, сторону. Пытаюсь шутить: — Приятно гладить, где мягко, а не осину сухостойную…
Смеемся, шутим, устраиваем свое жилье. Все норовят разместиться поближе к тому, к кому душа лежит — ведь уже недели две идем по реке, знаем, что и как. И мастер Васькой не ставил тут лесных условий — парни по одну сторону нодьи, девки по другую. Сами выбираем.
Парни наши помоложе будут, девки постарше, они меньше нашего стесняются, подтрунивают над нами, и силки нам расставляют, и заботятся о нас.
Олеш, гляжу, рядом с Розой устраивается, наверху, на один блок — рукой дотянуться.
А у Пикона уши полыхают от шуточек Зины, и деваться ему некуда, и отбояриться он не может. За эти недели сблизились мы с ним, сдружились. И я хочу, чтоб он рядом был, особенно теперь, когда увидел отца его и брата и как-то понял эту долговязую семейку…
А может, Пикон, хоть и полыхают его уши, тоже тянется к Зине?
Микол облюбовал себе место в углу у входа, в компании пареньков-недомерков, которые еще не очень посматривают на девушек, стесняются. Миколу тоже достался уголок с тумбочкой, бьюсь об заклад — навесит он на дверки амбарный замок.
После ужина я с наслаждением растянулся на своем ложе: тепло и комаров нет. В окно струится свет, и очень я соскучился по книжке. Достал из своего сидора «Великого Моурави», мне ее еще в шестом классе подарили за успехи. Читал я ее, и много другого народу ее в руках держало — совсем толстой стала книга, распухла.
Читаю — и забывается мне все теперешнее: и сплав, и плашкоут. Будто я тоже втягиваюсь в далекую борьбу Грузии за доброе дело, душа моя полыхает совместно с храбрыми азнаурами, с Георгием Саакадзе, я словно тоже меч держу и бьюсь за свободу Грузии. И, затаив дыхание, стою в покоях страшного и мудрого шаха Аббаса, восхищаюсь и замираю от красоты восточных красавиц…
— Федя, да о чем, говорю, в книжке написано? Оглох, что ли, не отвечаешь, — словно сквозь сон слышу голос Зины.
— Про грузин, Зина, как воевали они против турок и персов, — говорю я и вижу, что она вовсе не восточная красавица.
— Ой, Федя, неужто не надоело тебе про войну… я уже слышать про нее не могу, вот она где у меня, — Зина проводит ребром ладони по горлу. Она лежит на второй полке, как и я, нас разделяет только узенький проход — рукой можно дотянуться.
Зина легла на бок, лицом ко мне, — видно, поговорить хочет.
— А о любви там ничего нет? — спрашивает.
— Есть… без любви книжек не бывает… хороших…
— Федя, прочитай на том месте, где любовь. Хоть узнаем, как добрые-то люди любят, с чувствами…
Конечно, если бы не наркомовские сто грамм, я бы не посмел читать девушке о том, как сильно соскучившийся Георгий Саакадзе кладет свои тяжелые руки на плечи истосковавшейся Русудан, а потом притягивает ее к своей могучей груди. Коричневые глаза Зины, напоминающие мне недозревшую черную смородину, засветились.
— Федя, да они же по-нашему любят… хоть когда еще жили… и князья… гляди-ко, Федя, я ведь тоже так умею…
— Скажи Пикону, — советую я, — пусть он тебе руки на плечи положит, у него тоже мослы дай боже…
Снизу, Пикон и Кристина, молчат. Может, спят, может, прислушиваются к нам. Мой горячий интерес к чтению малость поубавился, и боюсь я продолжать такие разговоры с Зиной. Договоримся до… придется заявление писать шкиперу…