так некогда, сокрыты темнотой,
в сердца людей вцеплялись окна-розы
и в бездну Бога втаскивали их.
Капитель
Как из больных видений сна, в испуге
освобождаясь от кошмарных пут,
день встать спешит, так сводчатые дуги
из капители спутанной бегут,
ей оставляя свившихся в клубок
крылатых чудищ, ужаса клыкастей:
внезапность и медлительность их пастей
и эти листья тучные, чей сок,
как ярость, нарастает и грозится
и, опрокинут вниз самим собой,
покорно падает — все вверх стремится
и каждый раз с холодной темнотой
заботливо, как дождь, спешит пролиться
и стародревний ствол питает свой.
Бог в Средние века
В душах он накапливался впрок,
призванный судить и править в мире,
но к нему привесили, как гири
(дабы взять и вознестись не мог),
бремена соборов кафедральных
и велели темным числам счет
тщательно вести в стенах опальных,
как часы, определять черед
и трудов, и сна, и праздных дней.
Но однажды взбунтовался он,
и народ был ужасом объят;
Бог ушел, космат и разъярен,
грохоча обрывками цепей,
и страшил всех черный циферблат.
В морге
Они лежат на выщербленных плитах
и ожидают знака, может статься,
что с холодом навеки примирит их
и никогда уже не даст расстаться;
а иначе развязки как бы нет.
Чьи имена в карманах отыскались
при обыске? Досады четкий след
на их губах отмыть вовсю старались:
он не исчез, усилья погубя.
Торчат бородки, жестко, но без злобы,
по вкусу дошлых санитаров, чтобы
зеваки в ужасе не отшатнулись.
Глаза под веками перевернулись
и всматриваются теперь в себя.
Узник
I
Только жестом самозащиты
обходится моя рука.
На каменные плиты
капли падают с потолка.
Я слышу их стук протяжный,
и сердце в лад стучит
со стуком капли каждой
и в паузах молчит.
Стучи они чаще, ко мне бы
твари сползлись из тьмы.
Где-то и свет, и небо —
о них еще помним мы.
II
Представь себе, что все, — и сверх всего
свет глаз, дыханье, ветер, небо, тело, —
представь себе, что все окаменело —
все, кроме рук и сердца твоего.
И что зовется завтра, и поздней,
и год спустя, и длится постоянно, —
все разом загноилось бы, как рана,
и не могло настать бы, хоть убей.
А то, что было прошлым, в свой черед
вдруг заблужденьем стало бы, — и рот
кривился бы и пенился, разъятый.
А тот, кто Богом был, как соглядатай,
в глазок следил бы злобно за тобой,
теперь представь, что ты — еще живой.
Пантера
Jardin des Plantes, Paris
Скользит по прутьям взгляд в усталой дреме;
и кажется, за прутяной стеной
весь мир исчез, — и ничего нет, кроме
стены из прутьев в гонке круговой.
Упругих лап покорные движенья
в сужающийся круг влекут ее,
как танец силы в медленном сближенье
с огромной волей, впавшей в забытье.
Лишь изредка она приоткрывает
завесы век — и в темноту нутра
увиденное тотчас проникает
и в сердце гаснет, как искра.
Газель
Gazella dorcas
Вся — колдовство: созвучие живое
слов избранных в тебе сумело слиться
и, раз возникнув, продолжает длиться.
Твой лоб увенчан лирой и листвою,
песнь любованья, чьи слова легки,
ложится на глаза, как лепестки,
тому, кто чтеньем душу утолил
и в забытьи уже глаза закрыл