Но ангел всучивал силком почти
исписанный листок и, ясновзорый,
не уступал и требовал: прочти.
И он прочел — и ангел пал без сил.
А он теперь уже был тем, который
постиг и следовал, и совершил.
Гора
Тридцать шесть и сызнова сто раз
рисовал художник эту гору
и сметал рисунки без разбору
(тридцать шесть и сызнова сто раз),
к странному вулкану пригвождаясь,
счастьем и бессилием томим,
чье великолепье не вмещалось
в контуры, намеченные им:
он над полднем плыл, как откровенье,
над ночами темными вставал,
потому что их перерастал;
и творец, запечатлев мгновенье,
поспешал за новым, от тщеты
собственным усердием спасенный, —
и в конце, открытьем потрясенный,
из-за каждой проступал черты.
Мяч
Прыгун, ты даришь слишком беззаботно
тепло чужих ладоней, как свое;
но слишком легковесно и бесплотно,
дабы в предметах обрести жилье,
оно меж тем вещественно вполне,
настолько, что в момент прикосновенья
само проникнет в нас без промедленья, —
ты взмыл и на секунду в вышине
задумался, как если бы бросок
ты захватил с собой на время взлета,
а после отпустил — и изнемог,
и игрокам киваешь с разворота
на место, где закончишь свой прыжок,
а те, как в танце, замерли, и ты,
приободренный визгом и погоней,
естествен и проворен, с высоты
ныряешь в ковш подставленных ладоней.
Ребенок
Люди смотрят, как играет он,
и встает порой за тихой шторой
детский лик, нечетко обведен,
чистый и как полный час, который
начинается, затем пробьет.
Но они удары не считали,
от трудов и жизни приустали,
не заметно им, как он несет, —
как несет он рядом, без старанья,
утомясь, впадая в забытье,
в комнате, как в зале ожиданья,
время неизвестное свое.
Пес
Картина мира в зримости своей
извечно обновляется, живет.
Пока в одну из множества вещей
он не проникнет и не обретет,
преобразясь, другое бытие;
не вытолкнут, но и не приглашен,
дарящий ей все существо свое
с сомненьем, и, ее отвергнув, он
в другую погружается с мольбой,
почти постигший, близок от удачи
и отрекающийся вновь: иначе
он просто не был бы самим собой.
Скарабей
Разве звезды не зажег ты, рея,
и не обнял все, что видишь, — но
сердоликового скарабея
не оправишь в вечность все равно
без пространства, что надкрылья сжало,
пропитав весомостью своей;
жертвенней и ближе не бывало
никогда оно. И с древних дней,
как покой, оно его объемлет,
не зависимо ни от кого;
ну, а жук, в себе замкнувшись, дремлет
в колыбельной тяжести его.
Будда во славе
Суть всех сутей и зерно всех зерен,
косточки наисладчайший плен —
звездный мир, до края необзорен, —
плоть твоя: да будь благословен.
Ты — свободен: твой покров, смотри, —
в бесконечности, и распирает
сок ее мятежный изнутри.
Свет ее снаружи облекает,
потому что время рассчитало
солнц твоих круговорот.
Но твое первоначало
сонмы солнц переживет.
Жизнь Девы Марии
(1912)
(Перевод В. Микушевича)
Рождение Марии
О, какое нужно было самообладанье
ангелам, чтобы до времени унимать
песнопенье, как сдерживают рыданье,
зная: в эту ночь для Младенца родится Мать.
Ангелы летали, ангелы таили, где помещалось
Иоахимово жилище; издалека
ангелы чувствовали: там в пространстве сгущалось
нечто чистое, хоть нельзя приземляться пока.