Люди вокруг Константина смеялись, радовались, хлопали в ладоши. Он смотрел на них, словно очнувшись от сна. На секунду ему показалось, будто до сих пор он их не видел. Потом вспомнил, что давно уже находится здесь и задумал убить Симиона. И понял, что убить одного Симиона мало. Всех нужно перебить! Обязательно всех!
Однако Константин сообразил, что это безумие — они же убьют его, стоит ему выхватить нож. Их много, они счастливы. А счастливые люди не трусливы. И он ничего не боялся, пока был счастливым. А теперь, как видно, стал трусом: он ведь ясно сознавал, что не осмелится занести руку. Возбужденно сжимал он нож, лежавший в кармане, но отваги не прибывало в сердце. Он чувствовал себя одиноким среди этих людей, и ему было страшно.
Праздник закончился, и это печальное известие Макавей трижды объявил со сцены, но людям не хотелось расходиться. Они всё еще чего-то ждали, переговариваясь приглушенными голосами и глядя на занавес, сделанный из простынь.
Потом все разбились на группы по углам зала. В одном углу, подробно обсуждая все события праздника, радовалась молодежь. Среди них смеялась и без умолку тараторила, размахивая руками, Мариука. Рядом, глядя на нее счастливыми глазами, стоял Ион Хурдубец. Там же жались друг к другу Фируца с Симионом… Они совсем не говорили и почти не смеялись, а больше переглядывались и краснели. В другом углу собралось несколько стариков, удивлявшихся прекрасным танцам, которые, кажется, стали лучше, чем были раньше, и хвалили Иона Хурдубеца, который так хорошо всех научил.
— Ну, кто бы мог подумать?
— Да, уж сегодня такое было, прямо на удивленье…
В третьем углу стоял Ион Чикулуй. Глаза у него блестели, видно, ему нравилось то, что он слышал вокруг себя. Он то и дело наклонялся к уху Иоана Попа, который сидел возле него, гордый, как павлин.
Ана Нуку стояла, затерявшись в толпе, глухая ко всем похвалам.
— Здорово ты все сделала, Ана!
— Голова получше, чем у мужика.
— Кто поверит, что ты и в школу не ходила?
— Знаешь, Ана, уж больно нам все понравилось! Давай так и дальше…
Она все слышала, как во сне, не пытаясь доискиваться смысла этих слов и не отвечая. А люди думали, что она стесняется, и еще пуще начинали ее хвалить.
Наконец Ион Чикулуй и другие гости из Кэрпиниша собрались уезжать. Ион Чикулуй отозвал в сторону Ану и сказал, крепко, по-мужски встряхивая ей руку:
— Хорошо поработала, прекрасно. Теперь не выпускай то, чего добилась. Еще шире разворачивайтесь.
Люди, теснясь, начали выходить из клуба.
Увлекаемый толпой, Константин пытался приблизиться к Симиону и Фируце. Ни одно их движение не ускользнуло от его глаз. Он видел, как, раскрасневшись от удовольствия, смеялась девушка, как парень наклонялся к ней, нашептывая ей что-то на ухо, и с его лица не сходила растерянная улыбка счастливого влюбленного.
Константин был спокоен и сдержан. Он смотрел на влюбленных так, будто никогда их не знал. Но он ненавидел их. Ненависть его стала еще глубже и беспощаднее, потому что они были счастливы. «Наверное, и ее убью», — подумал он хладнокровно.
Он слегка отстранился, чтобы не задеть массивное плечо Петри Нуку, который стоял неподвижно и чего-то ждал, загораживая ему дорогу; скользнул взглядом по смеющимся лицам сыновей Пашка, которые, лениво толкаясь, прокладывали себе путь через толпу.
Нужно было сделать всего несколько шагов, чтобы оказаться за спиной у Симиона. Но там Сэлкудяну, огромный, как глыба, шумно хохоча, разговаривает с Саву Макавеем. «И этот гогочет! Нет ему дела, что девчонка его там, с этим!»
Ну вот. Он как раз за спиной Симиона. Он видит его серый толстый суман, наброшенный на широкие плечи, воротник из барашка и черную шапку, немного сдвинутую на ухо.
Он вонзит нож прямо под шапку, туда, где шея сходится с плечами, а потом повернет его, вот так!
Он радовался, что ему удалось подобраться к ним, никто не обратил на него внимания. Он прошел под самым носом у Саву Макавея, и тот его даже не видел. «И этого надо убить! Он тут всему голова!» Никто и не подозревал, что через мгновение он выхватит нож и всадит его в Симиона.
Но Константин не выхватил нож и не вонзил его. Симиона, и Макавея, и всех остальных он убьет так, что его не схватят, он останется жив, чтобы радоваться и быть счастливым. «Симиона прикончу ночью, когда никто не увидит. И Макавея тоже».