Она вспоминала, как плакала долгие ночи напролет, вытянувшись рядом со своим хилым мужем, как просыпалась после короткого тревожного сна, шепча чужое имя. Она вспоминала, как трудно ей было подчинить запуганному разуму свое здоровое, пышное и чистое, словно солнце над полями, тело.
О муже своем, Вирджиле, умершем примерно года через два после свадьбы, она мало что помнила. Он немного места занял в ее жизни, и в уголке ее памяти осталось лишь несколько фраз, которые он любил повторять («Ты красивая и здоровая. Когда я помру, ты выйдешь за красивого и здорового, как и ты». «Если бы не отец, я не заставлял бы тебя жить со мной. Ты только мучаешься здесь». «Вместе мы с тобой мучаемся». «Когда я помру, не вспоминай обо мне плохо»). Она помнила его вытянутое бледное лицо с небольшой клочковатой бородкой, глубоко запавшие глаза под редкими бровями и взгляд побитой собаки, его съежившуюся, согнутую фигуру, которая, раскачиваясь, блуждала взад-вперед по широкому двору и густому, как лес, саду, его покорную стеснительность, когда он, пытаясь обнять ее, неподвижную, словно мертвую, понимал, как это ей противно.
Вирджил любил ее и прощал, что она не может полюбить его, признательный уже за то, что она его не бросает и заботливо за ним ухаживает. Когда через несколько месяцев после свадьбы он понял, что Флоаря родит, он снова простил ее. Она никому не говорила о своих подозрениях, которые спустя три-четыре недели после свадьбы стали явью. Мысль, что она должна родить ребенка не от мужа, а от другого, кого она любила до замужества и кому беспрекословно повиновалась, вовсе не думая о последствиях, привела ее в ужас. И даже после того, как она поняла, что замужество для нее было спасением, она не подарила своего мужа любовью и только позволяла ему любить себя. Когда же и Вирджил узнал, что у нее будет ребенок, он больше не посягал на нее, но и не выдал этой страшной тайны отцу, Теофилу Обрежэ, и Флоаре никогда не говорил об этом, будто ему ничего не было известно.
Родился мальчик, назвали его Корнелом. Родился он спустя восемь месяцев с небольшим после свадьбы, но меньше чем через девять. Деревенские кумушки считали по пальцам сроки, покачивали головами и долгое время отравляли жизнь Флоаре, стараясь всячески подколоть ее. Они будто лезли ей своими грязными пальцами в душу, с ехидством спрашивая, правда ли, что чахоточные мужчины в любви более пылки, чем остальные. И мужчины тоже портили кровь Вирджилу, притворяясь, что завидуют ему, ревнуют его к красавице жене. Но Вирджил умер, и пересуды мало-помалу утихли.
После рождения сына в душе Флоари вместе с материнской любовью зародилось и какое-то новое чувство. У нее появились целеустремленность и упорство, когда речь шла о судьбе Корнела. Она, созданная, чтобы покоряться, в детстве подчинявшаяся братьям и сестрам, потом родителям, она, которая следовала бы воле мужа, если бы он ее проявил, безропотно покорившаяся свекру, подозрительно следившему за ней своими маленькими глазками, готова была бороться за благо своего ребенка, за то, чтобы жизнь далась ему легко. В ее душе вдруг пробудились и сила и решимость спасти сына от проклятия.
Тогда-то и началась глухая, тайная борьба в их семье, где внешне все относились друг к другу ласково. Все трое знали об ужасной тайне, которая могла бы посеять между ними смертельную вражду, каждый знал, что тайна эта известна остальным, но никто в этом не признавался.
После смерти Вирджила, который держал сторону Флоари и защищал ее своим молчанием, она стала бояться свекра и боялась до сих пор. Она чувствовала, что ему все известно, она угадывала это по намекам, которые он вкладывал в свои слова о детях, по сказкам, которые он рассказывал, держа внука на коленях и поглаживая его черные вьющиеся волосы. Но она решила во что бы то ни стало завоевать сердце старика. Она учила сына любить деда, обращаться к нему вежливо, ласкаться к нему. Она твердила ребенку: «Дедушка хороший. Дедушка возьмет тебя в лес. Дедушка повезет тебя на базар». Ребенок привязался к старику, а старик, как казалось Флоаре, к внуку. Порой Флоаря пугалась, что на ее долю остается слишком мало любви и послушания, но она понимала, что в этом-то и заключается счастье сына, и имела в себе мужество не страдать и покориться, погрузившись в какое-то вялое равнодушие.
Флоаре хотелось заснуть снова, забыть привидевшийся ей кошмар и все вызванные им воспоминания, заснуть, чтобы отдохнуть и успокоиться, но сон не шел к ней. Еще с вечера она тревожилась, как всегда, когда Корнел вместе с другими парнями допоздна задерживался на посиделках, а может быть, и у девушек. Флоаря с болью, но покорно осознала, что Корнелу пришло время ухаживать за девушками и влюбиться в какую-нибудь из них. Но она все боялась, как бы сын не попал в сети злокозненной девицы, как бы не спутался с какой-нибудь дурной женщиной и не осквернил свою душу.