— Почему ты такой скучный? — спросила она странно спокойным голосом. Ее бледные щеки внезапно залил необычный румянец. Дыхание стало тяжелым и прерывистым. — Чего ты еще хочешь? Чего можешь еще пожелать? Ничего, — продолжала она. — А вот я хочу еще многого! Очень многого! Ты наконец можешь быть доволен! А что делать мне?
Голова ее упала на грудь. Руки повисли как плети. Ступни ног покоились на коврике. Большой палец был приподнят кверху, остальные поджаты.
Придвинув стул, я сел напротив. Схватил ее за руки и тихо произнес:
— Мария!..
В моем голосе слышалось волнение человека, боящегося утратить самое дорогое, смысл всей жизни.
— Мария! Моя мадонна! Что с тобой? Чем я перед тобой виноват? Я обещал, что не буду от тебя ничего требовать. И сдержал свое слово. Подумай сама, что ты говоришь. И в ту минуту, когда мы стали так близки друг другу, как никогда раньше.
— Нет, нет! — Она замотала головой. — Мы стали не ближе, а дальше друг от друга. Теперь уже у меня не остается никаких надежд. Это конец… Я сделала последнюю попытку. Думала, может быть, именно этого нам и не хватает… Но внутри у меня все та же пустота. Ты ни в чем не виноват. Просто я тебя не люблю. Но мне жаль, что я не могу тебя полюбить. И не только тебя — никого другого… Теперь у меня не остается никаких надежд… Что-либо изменить не в моих силах. Уж такая я есть. Тут ничего не поделаешь. Как я старалась перебороть себя! Как старалась!.. Раиф! Мой хороший, мой добрый друг! Поверь, мне хотелось бы побороть себя не меньше, чем тебе, даже больше. И вот чем это кончилось! Я не чувствую сейчас ничего, кроме перегара во рту да сильной боли в спине.
Она замолчала. Закрыла глаза — и лицо ее вдруг стало удивительно мягким.
— Знаешь, о чем я мечтала вчера вечером, когда мы сюда шли? — заговорила она тем задушевным голосом, которым рассказывают детям сказки. — Я думала, что преображусь, как от прикосновения волшебной палочки. Верила, что мое сердце наполнится самыми чистыми, необыкновенно сильными, способными захватить всю мою жизнь чувствами. Пройдет ночь, надеялась я, и мир станет для меня иным. И что же я увидела, проснувшись? Такое же хмурое, как обычно, серое небо… Так же сыро и холодно в комнате… Рядом со мной — чужой человек. Чужой — и, несмотря на недавнюю близость, далекий.
Она опять легла на спину и, закрыв рукою глаза, продолжала:
— Стало быть, люди могут сближаться только до определенной границы. Стоит переступить ее, и каждый дальнейший шаг ведет к отчуждению. А я так хотела, чтобы между нами не было никакой границы, никаких преград! И больше всего я расстроена тем, что надежды эти не сбылись. Зачем себя обманывать? Мы уже не сможем быть такими откровенными, как прежде. Не сможем больше бродить по городу, как два друга. И ради чего мы пожертвовали своим счастьем? В погоне за тем, чего мы были лишены, мы потеряли и то, что у нас было. Неужели же всему конец? Надеюсь, что нет. Мы уже не дети и не должны вести себя по-детски. Нам надо отдохнуть друг от друга, побыть врозь. Хотя бы до тех пор, пока не ощутим вновь неодолимую потребность увидеться. А теперь уходи, Раиф. Я тебя сама отыщу, когда придет время. И, может быть, мы опять сможем быть друзьями, только на этот раз мы будем вести себя благоразумнее. Не будем ждать и требовать друг от друга того, чего дать не можем… Уходи, пожалуйста, Раиф! Мне так хочется побыть одной…
Она отняла ладонь от глаз и умоляюще взглянула на меня. Я пожал кончики ее пальцев и тихо сказал:
— Что ж, до свидания!
— Нет, нет! — закричала она. — Я не хочу, чтобы мы так расстались. У тебя обиженный вид. Но ведь я не сделала тебе ничего плохого?
— Я не обижен, просто опечален, — ответил я.
— Но разве ты не видишь — и я опечалена! Не уходи так!.. Подойди ближе!
Она притянула меня к себе, погладила мои волосы и на миг прижалась ко мне щекой.
— Улыбнись! — попросила она. — Улыбнись мне хоть раз — и уходи!
Я изобразил улыбку и, закрыв лицо руками, выскочил из ее квартиры.
На улицах города было еще безлюдно. Большинство магазинов и лавок не успели открыть. Мимо меня проносились почти пустые трамваи и автобусы с заиндевевшими стеклами. Я шел куда глаза глядят. По пути все чаще попадались дома с почерневшими фасадами. Асфальт сменился брусчаткой, потом — булыжником… Я продолжал идти. От ходьбы мне стало жарко — и я расстегнул пальто. Вскоре город остался позади. Я пересек несколько каналов по льду, миновал железнодорожный мост. От мороза ресницы мои заледенели, и я все ускорял шаг, почти уже перешел на бег. С обеих сторон меня обступали сосновые посадки. С ветвей деревьев падали комья снега. Меня обогнали несколько велосипедистов. Где-то вдалеке простучал колесами поезд. Я шел, ни о чем не раздумывая. Немного погодя я увидел справа от себя замерзшее озеро и катающихся на льду людей. Я повернул в ту сторону. Небольшой лесок, через который пролегал мой путь, был весь исчерчен пересекающимися тропками. Маленькие, посаженные совсем еще недавно сосенки трепетали под тяжестью снега. Они походили на стройных девочек в белых пелеринах. Наконец я вышел к озеру, на берегу которого стоял деревянный двухэтажный дом — гостиница с рестораном.