«Теперь наше дело в руках господних, а посему здесь в Трнаве, куда мне пришлось вернуться из Моравии, рождество прошло еще печальнее, чем в прошлом году с тобой в Стамбуле, Ячменек. Молись и надейся, покуда дышишь. Следующее письмо отправлю тебе из Нидерландов, где, даст бог, найду короля с королевой в добром здравии. И да будут прокляты все Христианы».
Так закончил граф Турн свое письмо.
Для Иржика слова Турна словно донеслись из беспредельной дали. Он едва понимал их смысл. И прочел письмо сэру Роу.
— Вы любите верховую езду? — спросил сэр Роу.
— Наша Гана славится наездниками.
— Тогда мы будем состязаться на Атмейдане. Султан Мурад обожает верховую езду. И мы добьемся его благосклонности.
Таков был ответ сэра Роу на жалобы Турна.
Как некогда императорский посол Креквиц, сэр Роу приобрел себе арабских скакунов. Одного из них он одолжил Иржику. На другом ездил грек Басилидес. Пять оставшихся сэр Роу раздал своим английским секретарям и лекарю-еврею. Для себя он приберег самого красивого, черного с белой звездой на лбу. Все ежедневно выезжали на ипподром и соревновались с турецкими наездниками, красуясь перед прекрасными дамами из иностранных посольств. Победитель устраивал званый ужин, во время которого турки, презрев заповеди Магомета, упивались допьяна.
Эти игрища часто посещала супруга венецианского посланника. Бывала синьора и на пирушках. Она стала возлюбленной чешского рыцаря потому, что уважала хороших наездников и отдавала предпочтение светловолосым мужчинам. Синьора была умна и не афишировала эту связь. Про чешскую королеву она не расспрашивала и рассталась с Иржиком так же легко, как и сошлась, обратив свое внимание на вновь прибывшего секретаря французского посольства родом из Нормандии и имевшего волосы еще светлее, чем рыцарь Арпаджик.
Иржик разъезжал верхом, роскошно одевался, вырядил в пух и прах своего конюшего Ганнеса из Брашова и научился играть не только в примеру, но и в кости. Ему везло, и он выигрывал.
В один прекрасный день он объявил:
— Я желаю турчанку!
И Басилидес ответил, что нет ничего проще. Только вот в гаремах высокопоставленных турок настоящих турчанок не бывает.
— Желаю даму из гарема, и непременно в чадре!
— Поищем, — обещал драгоман.
Поиски затянулись, но наконец он пришел и сказал, что Лейла, первая жена мимар-баши, главного надзирателя над строительными работами, — настоящая турчанка из Ангоры{139}, и, кроме турецкого, она не знает других языков.
— Как же я объяснюсь ей в любви?
— Ты выкажешь ее на деле, — ответил грек Басилидес.
И все произошло, словно в сказке из «Тысячи и одной ночи». На берегу Черного моря у мимар-баши был небольшой дворец, обнесенный высокой стеной. Через заднюю калитку Лейла вышла на прогулку в платановую рощу. Возвращаясь, она забыла в калитке ключ. Иржик явился и открыл калитку. Все оказалось очень просто. Только вот светлячков носилось столько, что они освещали все вокруг, хотя луны в ту пору на небе не было. Лейла без чадры как мотылек опустилась на подушки в беседке, где ее поджидал Иржик.
Он так и не услышал ее голоса. Не видел, какого цвета у нее глаза. Но его губы и руки были очарованы ее молодостью и красотой. Она любила его тихо и покорно. Потом встала, низко поклонилась, вымолвив одно лишь слово:
— Domani, — что по-итальянски значит «завтра».
Иржик подивился, услыхав из ее уст итальянское слово.
Он поцелуем обещал ей прийти завтра и отдал ключ.
Лейла послушно следовала за ним, провожая к калитке. Там она еще раз обвила руками его шею и увлекла за собой в высокую траву, распугав цикад. Попрощавшись еще раз, она заперла калитку. Он остался стоять за стеной, прислушиваясь к скрипу ключа. Ему так хотелось услышать шелест ее шагов по песку дорожки. Но из сада не донеслось ни звука.
Он пришел назавтра, потом «завтра» повторялось еще и еще «domani».
Иржик спросил у грека Басилидеса, не из Италии ли родом Лейла.
— Вовсе нет, — последовал ответ. — А слово «domani» она знает от драгомана дубровницкого посольства. Он же назвал мне ее имя и объяснил, как к ней попасть. До последнего времени он был ее любовником. Мы — драгоманы — занимаемся не только переводом! Да, все было так просто, что на следующее «завтра» Иржик уже не пришел.
Сэр Томас Роу спросил однажды, не передать ли в письме к леди Бесси привет от Иржика.