— Вы словно kyzyl kiras даже после ночного бдения, — обратился господин Корлат к Зое, покручивая свои черные усы.
— В пасхальную ночь мы всегда бодрствуем, — ответила та.
Господин Корлат поднял чару за красоту Зои. Она нахмурилась и возразила:
— Истинна лишь красота Девы Марии.
И Иржик подумал, что вот так же о бесподобности облика богоматери говорят у них на Гане.
— Из какой страны вы прибыли? — спросила Зоя у обоих гостей, но глядела при этом только на Иржика.
— Господин Штефан из Трансильвании, а я из Моравии.
— О, ведь это уже на самом краю света. — Она в изумлении сложила руки и снова стала похожа на веселую алую черешенку.
Отец Исаакиос спросил, когда гости праздновали пасху.
— Три недели назад. А праздничная трапеза у нас приходится на страстную пятницу.
— Вы веселитесь, а мы постимся, — удивилась госпожа Марика. — Сколь разнятся обычаи людей!
Они ели, пили, отвечали на вопросы отца Исаакиоса и сами узнали все о его сыновьях и дочерях. Рассказывал Исаакиос и о патриархе Кирилле, который ищет друзей православной веры среди кальвинистов и пикартов, и просит Высокую Порту не допускать иезуитов в страну.
— Но сегодня не стоит вспоминать про это! Восстал спаситель! Христос воскрес!
Только к полудню они расстались.
— Она прекрасна, — сказал Иржик. — Я весь пылаю.
— Я тоже! — вскричал господин Корлат.
Они молча спускались в Галату. Снова слышался колокольный звон.
— Хотя солнце и не вертится вокруг земли, — говорил Иржик, — но вокруг дочери отца Исаакиоса оно крутится наверняка!
И они стали приходить в дом отца Исаакиоса чаще, чем это позволяли приличия.
Мать Марика отправила Зою в Топхане к зятю, священнику Феодору, и к дочери Анне. Но они все равно приходили, хотя Зои уже не было. Ходили прямо как к себе домой. И всегда только вместе. Один караулил другого. Частенько у них доходило до ссор. Иржи ругал князя Бетлена предателем и корыстолюбцем, господин Штефан обзывал короля Фридриха трусом. Иржик уверял, что битву на Белой горе чехи проиграли из-за мадьяров, господин Корлат приписывал причину поражения чешскому полку младшего Турна, который одним из первых пустился наутек. Корлат утверждал, что Турн — плохой генерал, а Иржик назвал Корниша разбойником. Но истинной причиной этих споров была их любовь к алой черешенке, Зое.
Господин Корлат все еще не удостоился предстать перед великим визирем. Им был уже не Али-паша, которого султан Мурад тоже отправил к праотцам, а снова старый Гюрджю.
Но Гюрджю гневался на своего приемного сына Габриэля Бетлена за то, что тот заключил мир с императором. Гюрджю не пожелал выслушать объяснения Корлата, и тот пожаловался Бетлену в Кошице. Разозлившись, Бетлен велел Корлату возвращаться. Так что уезжал Корлат не по своей воле. На прощание он решил еще раз взглянуть на алую черешенку и без ведома Иржика отправился в Топхане к отцу Феодору. Отец Феодор сказал ему, что Зоя уехала с сестрой Анной в Белград, селение на берегу Черного моря. Господин Корлат поспешил в Белград. Но и там девушки не оказалось. Тогда он пришел в дом к отцу Исаакиосу. На скамье открытой галереи с деревянными столбиками сидела Зоя и беседовала с Иржиком. Корлат быстро распрощался с отцом Исаакиосом и матушкой Марикой, поцеловав ей руку, словно принцессе. Правда, куда с большей радостью прильнул бы он к губкам Зои. Корлат обещал скоро возвратиться, ведь Трансильвания отсюда близко. Зоя смеялась.
С Иржиком господин Корлат расстался не по-доброму.
— Не будь ты моим другом, я убил бы тебя, Арпаджик, на поединке.
— Я готов драться, если вам охота умереть, — последовал заносчивый ответ. Иржик был спесивей любого ганацкого мужика.
Иржик проводил Корлата до Адрианопольских ворот. Корлат сманил у Иржика конюшего Ганнеса, уговорив того уехать из Стамбула в Брашов. Это была его маленькая месть! Но Иржика это ничуть не задело. При желании он найдет таких сколько угодно! И вовсе не нужны ему сасы.
Домой Иржик возвратился в веселом расположении духа.
С той поры не проходило и дня, чтобы он не объявился поблизости церкви Святого Воскресения. И если Зоя не показывалась из дома, он простаивал под забором церковного сада до поздней ночи.
Призвав на помощь Басилидеса, он снова стал ходить в дом отца Исаакиоса, хотя причин для таких визитов не было. Он возобновил дружбу с отцом Исаакиосом и матушкой Марикой. Но когда он беседовал с ними и с Басилидесом в увитой виноградом беседке, Зоя оставалась в своей девичьей каморке. Когда же он вел с ними разговоры за столом в доме, она уходила к соседям и пела с девушками, сидя на крылечке.