Зеленеющие озими и проклюнувшиеся яровые выслали послом к господу богу на небо не одного жаворонка, а по крайней мере сотню. И кто знает, что было прекраснее — их серебряные голоски или звуки флейты, которые издавали дрозды, не говоря уже о ласковом щебете пеночек. И петухам было весело, и воришкам-воробьишкам, слетавшимся стайками на поля клевать прорастающие зерна.
Много чего повидал на своем веку король Ячменек, и турецкую землю, и шведскую, итальянскую и Нидерланды, был он в Германии и в Савойе. У каждого края своя прелесть и свой аромат. Но такой ликующей весны он еще не видел! И во всей Хропыни не было никого, кто бы запомнил подобные весенние дни. После нескольких лет засухи погода была влажной и прохладной. Все обещало богатый урожай. И все благодаря королю Ячменьку! В это верили все, и охотнее всех поверил бы в это сам пан король…
Но пан король знал больше, чем другие. Он знал, что идет война, которой нет конца и долго еще не будет. Отцветет боярышник, зацветет шиповник, опадет яблоневый цвет, цвет с груш и черешен, почернеют фиалки и пожелтеют ландыши, птицы выведут птенцов, поднимутся озимые и догонят их яровые, зазолотится ячмень и рожь, побуреет пшеница и отцветут липы. А война все будет идти, нагрянет она и сюда, страшней прежней, потому что чаша еще не выпита до дна.
Пан король многое знал и умел о том людям рассказать.
Они садились вокруг него, а он им рассказывал о том, что ему довелось повидать и пережить за долгие годы странствий по миру. Он говорил им правду, а иногда и выдумывал, потому что им этого хотелось. Он им рассказывал об Индии и о Дании, о Турции и Московии, о Швеции и Нидерландах, о королях и королевах, особенно об одной, о Зимней, о генералах и визирях, о разных верах, христианских и языческих, — все, что знал и чего не знал, потому что они охотно его слушали и ловили каждое его слово.
И всякий раз спрашивали его:
— Скоро ли будет мир?
И он неизменно отвечал:
— Погодите еще да точите оружие поострее.
Говоря им это, он улыбался, а сердце его сжималось от боли.
8
В конце мая скосили траву. Вдоль дороги на Заржичи черешневые деревья налились розовеющими спелыми ягодами. Пан регент Берг из Кромержижа не подавал никаких признаков жизни, но в Плешовце объявились итальянские драгуны и увезли на телегах все высушенное сено. Это был отряд, который направил в Кромержиж новый главный комендант, граф Матес Галлас. Эрцгерцог, он же епископ Леопольд Вильгельм, после проигранной битвы у Лейпцига вспомнил о своем духовном сане и отбыл в Пассау. Жители Плешовца узнали об этом от управляющего Ганнеса, который прибыл вместе с драгунами и грозил им самыми страшными карами, если они будут дальше отказываться от барщины и подчиняться самозваному королю в Хропыни.
— Висеть будет самозваный король Ячменек на площади в Кромержиже, так же как будет повешен и валашский гетман Коварж{223} в Гуквальдах. Валахию спокон веку населяли разбойники и язычники, но кто когда слыхал про бунты на Гане?
Поскольку деревенская площадь кишела драгунами, жители Плешовца опускали глаза и ничего не отвечали. Но своего бунта они вовсе не стыдились и жалели только об украденном у них сене.
— Мы поделимся с вами сеном, — передал им пан король. — А впредь стреляйте по драгунам и Ганнеса привезите ко мне, связанного «козлом».
Но пан управляющий Ганнес больше в Плешовце не показывался и драгун туда не посылал.
Потому что близился судный день города Кромержижа.
Вдруг откуда ни возьмись возле Оскола объявился фельдмаршал Торстенсон, который, переправившись через Свитаву, пришел сюда из Чехии со своими генералами Кёнигсмарком и Врангелем и с полковниками Ребенштоком и Платтенбергом. Под его командованием находилось много кавалерийских полков и почти триста пехотных батальонов. Он согнал эти войска не только со всей Германии, но также из Финляндии и Ингерманланда. Настоящих шведов в его армии было мало. Зато в это войско входили валахи из Всацка, старые враги императора, капитанами у них были старый и молодой Коваржи, Адамчик и Роман из Ясенице. Коварж был тем самым гетманом, которого пан управляющий Ганнес обещался повесить в Гуквальдах.