Потом он увидел ее еще раз снова под вековой липой, где она сидела и плела венок из ромашек. Пан король соскочил с лошади и сел рядом с ней. Взял венок у нее из рук и надел ей на голову, на каштановые волосы.
— Тебе к лицу корона, Марта, — сказал он.
Она сняла венок с головы и расплела его, а цветы разбросала. Он смотрел на нее и молчал.
Один цветок она подала ему. Он хотел поцеловать ее в знак благодарности, но она убежала, сверкая босыми ступнями.
С того дня он больше ее не встречал.
Пани старостиха все подзуживала пана старосту:
— Долго вы будете мучить пана короля? Сперва запирали, чтобы никто у вас его не украл. А теперь не хотите привести к нему женщину. Думаете только о себе! Он нам принес счастье, а вы о его счастье нисколько не заботитесь! Позор вам, мужланы ганацкие, только о себе и умеете думать, а другим блага не желаете, неблагодарные!
— А ты, старуха, не здешняя, что ли?
— Здешняя я, да сердце у меня есть. Пан король женится на дочери рыбака Марте.
12
Старостиха так настойчиво убеждала, что в конце концов уговорила всех женщин из Хропыни, и Фолтынову, и Завадилову, и Млатцову, и Выметалову, и Войтехову, и Цоуфалову, и старую Кристину, которая вела хозяйство короля в замке, и Калужову, и Сырову, жен членов управы и нечленов, — так что в конце концов сошлись все советники в отсутствие пана короля и решили женить его. Король без королевы — не настоящий король, а где король, там должен быть и королевский род, чтобы славе не иссякать, а все расти и передаваться из поколения в поколение. Долго спорили, кого же ему привести в невесты. И Паздера сразу понял, что все члены управы, имевшие дочерей на выданье, готовы сосватать их пану королю. Поэтому он сказал:
— Пускай король выберет сам. Мы соберем к нему в замке всех девиц хропыньских, которым пора замуж.
На том и порешили, и городок заговорил о предстоящей ярмарке невест, один пан король ничего не подозревал, и бабка Кристинка не проболталась.
В воскресенье после обеда все члены управы явились в замок и попросили торжественную аудиенцию у пана короля.
— Ну, раз торжественная, так торжественная, — сказал пан король и прицепил к своему синему камзолу звезду.
Он вышел к членам управы с таким видом, как выходил, будучи канцлером и послом королей, и с некоторым озорством и кичливостью спросил:
— Чем могу служить вашим милостям?
Заговорил пан староста Паздера:
— Дорогой пан король, ты ученый, благоразумный, мудрый и храбрый. Ты наш король Ячменек, хропыньский уроженец телом и душой. Ты крепок, мы знаем, точно молодой дубок. Свяжи ты свою судьбу, очень мы тебя просим, с нашим городом (пан староста любил выдавать городок Хропынь за город, потому что ощущал себя скорее бургомистром, нежели просто старостой), — свяжи ты свою судьбу с нашей Хропынью еще и другими узами. Выбери себе невесту из хропыньских девиц и сделай ее своей супругой себе и нам на радость. Ты привел нас в рай Эдем, и мы по воле божией этот райский сад возделываем и подстригаем, плевелы и траву выпалываем, есть у нас всякие деревья, всякие звери домашние и птицы и звери дикие, но ведь сказал также господь бог: «Не хорошо быть человеку одному…» Мы приведем к тебе всех взрослых дочек из нашего городка — их всего двадцать пять, а ты выбери себе среди них законную жену.
Пан король задумался, а потом сказал:
— Вы всех сосчитали? Не забыли ни одной? Приведите ко мне не только крестьянских дочерей, но и дочек ремесленников, мельников и рыбаков, трактирщиков и писарей, и самых бедных людей.
— С тех пор как ты с нами, у нас в Хропыни нет бедняков. У мельника дочери нет, а дочерей трактирщика, рыбака и писаря мы приведем. И дочку портного, который сшил тебе новое платье из валашского сукна. Но приведем мы тебе только хропыньских девиц, а не тех, кто к нам переселился из Кромержижа и из сожженных деревень.
— Приведите их через три дня! — сказал пан король и звякнул серебряными шпорами.
Руку ему уже не целовали, как бывало, но на этот раз хотели поцеловать. Он нахмурился, и аудиенция на этом кончилась.
Все ушли довольные.
— Пока он был под замком, пан король у нас все толстел, а теперь отощал, словно Иоанн Креститель в пустыне. Ну, ничего, поправится, когда мы его женим, — смеялся Мартин Старжику.
— Дело сделано! — ликовала старостиха и превозносила до небес мудрость пана старосты.