И приблизилась к нему Изольда, и в часовне, созданной в духе легенды об истинных рыцарях святого Грааля{236}, наделенных священной благодатью, поцеловала Тристана. Чары тяжких лет рассеялись, и они оказались во власти новых, более прекрасных и покоряющих. Выйдя из часовни, они поднялись на подворье замка. Над ними вместо свеч и дорогих камней сияла летняя ночь, окутавшая леса и виноградники. Где-то в долине, на крылечках своих изб, пели девчата.
Здик дописал последнюю строфу, в которой славил Христа Спасителя и Исцелителя души. Рукопись свою он послал императору Карлу, почитателю святой девы александрийской, зуб которой он совсем недавно приказал доставить в замок Карлштейн…
Той же осенью Катержина из Битова бросилась в колодец на карлштейнском подворье. Внутри еще не убрали леса, дочь бургграфа зацепилась платьем за балки, подпирающие стены колодца, и слуги, услыхав ее крики, спустились в колодец и вытащили девицу. Ее внесли в дом, и там, истекая кровью, потеряла она недозревший плод своей печальной любви.
Магистр Здик так и не стал духовным настоятелем карлштейнских храмов. Император лично разбирался в истории его учительствования и возникшей любви. По причине родства, а также за великую мудрость и дар слова, который искусно проявил он в сочинении о жизни и смерти святой Екатерины, его наказали лишь заточением в Кладштинском монастыре августинцев.
Катержина из Битова вышла замуж — строительство замка к тому времени давно уже было завершено — за рыцаря Богуша из Доубравицы, отважно защищавшего в Пизе короля Карла от заговорщиков Гамбакорти, и родила подряд пятерых сыновей. Последнего из них нарекли Здиком.
Когда каноник Ешек закончил свой рассказ, намного превзошедший оба предыдущих, собеседники выразили удовольствие и подняли тост за здоровье рассказчика… Король уже склонил голову на подушки и, когда к нему подошел магистр Витек, признался, что очень доволен сегодняшним вечером и хочет спать, однако эти три женщины, из которых каждая хороша по-своему, нейдут у него из головы.
— За неделю их станет больше, ваша милость. Трижды семь — двадцать одна. А на двадцать одну историю, надеюсь, с вашей помощью нас хватит.
— Я должен подумать, о чем бы вам поведать. Пока не знаю, но попробую начать завтра же. Я чувствую себя гораздо лучше.
— Вы доставите нам только радость!
И, попрощавшись со своим королем и друг с другом, друзья отправились на покой. Воскресный день был благополучно завершен. Король — в Карлштейне, он в добром расположении духа, и лечение по рецепту магистра Витека идет ему на пользу.
Дай бог, чтобы так было до конца недели!
Замок спал. На крепостной стене раздавались шаги стражи, а на дворе кто-то тихо перешептывался. Это поварята обсуждали нынешний жаркий денек, когда на скорую руку надо было приготовить угощение для немногочисленных, но весьма привередливых в еде гостей.
— Кто бы подумал, что втроем они съедят столько вкусных блюд.
— Ты что, каноника не знаешь!
— Но тот, другой, ведь лекарь и должен понимать!
— Пан Бушек страшно любит майских цыплят!
— А пан Ешек — гусиную печенку…
— Король-то почти ничего не съел…
Потом все стихло. На дворе была майская звездная ночь.
Король хорошо выспался, Врач велел ему оставаться в постели, но разрешил почитать. Весь день опочивальню короля освещало солнце, и Карл был в добром настроении, с нетерпением дожидаясь вечера.
Когда опустились сумерки и три собеседника сошлись к столу за трапезой и для беседы, король уже бодро сидел на постели и радостно пожал руку каждому, приветствуя троих своих исцелителей. Пан Витек ничуть не ревновал к двум другим лекарям. Он ведь сам придумал эти карлштейнские вечера.
Пан Бушек из Велгартиц попросил дать ему слово первому; все согласились. Пан Бушек отпил глоток бургундского вина.
— За бургундским — о бургундцах… — начал он кратко.
Перевод А. Севастьяновой.
АПОЛЛЕНА
Рассказ о том, как пан Ян Ржебржик из Хоустника похитил в Бургундии Аполлену, жену винодела Кристофа Рамю-Лорана, и какая тяжкая участь довела их до самой смерти.
Когда прелаты, князья и паны узнали, что король Карл питает пристрастие к строительству церковных и светских зданий и что на эти цели он тратит много серебра из своей казны, они тоже начали строить и украшать наш славный город Прагу замечательными церквами и домами. Архиепископ Арношт построил себе дом возле пражского моста, епископ литомышльский приказал возвести в своей резиденции неподалеку от монастыря святого Томаша высокую красивую башню; чешские паны следовали их примеру. А поскольку Прага стала главой Римской империи, сооружали свои дома поближе к самому императору и иноземные князья и графы. Город наш рос и ввысь и вширь; очертания башен и крыш были словно пышные кружева на фоне неба, врата храмов увенчаны горделивыми шпилями, окна стали уже и выше, и все это, созданное из гранита и песчаника, стояло подобно окаменевшему лесу.