А король Збынек сбежал во двор и, прокладывая себе дорогу охотничьим ножом, через подъемный мост выехал за ворота и очутился в лесу, в долине, где когда-то встретил Ольгу.
Там он остановился и огляделся. Белый замок был охвачен огнем. Збынек вздрогнул от холода и ужаса. И вдруг он почувствовал жар в голове. На лбу выступил пот. Посмотрел на небо — оно было серое, как утесы на морском берегу этой удивительной страны, где он был королем — да, собственно, и сейчас еще король! Кто сказал, что его свергли, а королем стал какой-то Адамант? Он убил Дитриха, убил его дочь, он может убить и племянника!
Пан Збынек стиснул кулаки… Тут с неба посыпал снег, и пан Збынек ощутил влажный холод на темени. И заметил он, что облысел… Яростно выдернул он жиденькую прядку, взглянул на клок волос — они были седые!
Збынек сложил руки и начал молиться…
И вдруг — стоит перед ним Скарабео, флорентийский чародей, и спрашивает, не желает ли его королевское величество вернуться домой.
— Метр, богом прошу тебя и требую — верни меня домой, сегодня же…
— Сегодня же? — отозвался флорентиец с высокомерной улыбкой и подал пану Збынеку руку.
И пан Збынек отошел от окна в пиршественный зал к своему стулу — у него немного дрожали ноги. И очень он удивился, что тут сидит король Карл, беседуя с архиепископом Арноштом и старым литомержицким каноником, что пажи разливают вино и все, как прежде, сидят за столом, разве лица их немного краснее, веселее глаза да речи многословнее.
— Видишь, — сказал Скарабео, — они даже не заметили, что ты отходил к окну. Они пьют — и ты поторопись, пока не иссякло в кувшинах вино, нацеженное из старых бочек. И запомни: кто-то думает, что прожил всего лишь час, а между тем прошла вся его жизнь. Ты же решил, что прожил жизнь, а прошел всего лишь час. Садись и никогда не смейся над тем, что лежит за пределами твоего разумения!
Пан Збынек в тот день не проронил ни слова, хотя королевский пир длился до позднего вечера и после захода солнца король приказал подать на стол еще паштет, сдобренный пряностями, и соленую рыбу.
— Мы говорили о чарах, за которыми следуют заговоры, пожары и убийства, — произнес магистр Витек. — А я хочу поведать вам о более веселых чудесах. Хотя мое повествование и вторгается отчасти в сферы нашего уважаемого друга Ешека, ибо в нем говорится о святых, но все остальное — мое.
Он пригладил усы, как кот-лакомка над блюдцем молока, и начал рассказ.
Перевод Н. Аросьевой.
ИТКА, БАРЧА, АНДЕЛКА
Рассказ о том, как сын кузнеца Иржик убил семерых Маккавеев{247}, был любим всеми женщинами, кроме одной, и какие бедствия из всего этого получились.
Дьявол, понапрасну искушавший святого отца Прокопа{248} на Сазаве, рассвирепел и поплелся дальше. Сазава ему понравилась. Эта река так прелестна, так похожа на непорочную деву. А что может быть радостнее для дьявола, чем испортить девственницу?
Обосновался он возле замка Мечика, от которого ныне осталось всего лишь несколько камней: он был разрушен еще во времена первых чешских королей. В пору же доблестного Бржетислава{249} был этот замок по большей части деревянный, с башней, поросшей плющом, и воротами, похожими на широкую пасть хищника. По подъемному мосту выезжал владетель замка Ондржей, и цепи гремели, словно то тяжко вздыхал какой-то зверь.
Дьявол вселился в семерых негодяев, присвоивших себе имя семерых братьев Маккавеев. Эти мерзавцы терзали замок и всю округу невообразимыми муками: топили в реке малых детей, лишали девушек невинности, грабили гостей замка и иноземных купцов, пачкали белье, которое женщины стирали у реки, обсыпая его сажей, выпивали пиво, что привозил владетель и прятал в подвале, гадили в спальне Ондржея и комнате его дочери Блаженки, беспрестанно ссорили меж собой челядь, зазубрили острие меча господина, колбасу, приготовленную к ужину, набили испражнениями, срывали с крыш дранку, а в зимнюю пору отворяли окна, из-за чего у многих болели зубы и появлялась ломота в суставах. Такие пытки и страдания продолжались уже целый год.
От забот вокруг глаз владетеля замка залегли морщины, а прекрасная Блаженка плакала от страха, что опять случится что-то ужасное и отвратительное. Ондржей ругался языческими проклятиями, обитатели посада трепетали от ужаса, что не сегодня-завтра эти страшные братья Маккавеи подожгут у них крышу над головой. А вспыхнет одна, превратятся в пепел и остальные, — известное дело.