И служитель Иероним бросился на Монику так же, как час назад это сделал граф д’Арга.
В отчаянии Моника не знала, что делать. Она любила Иеронима за его доброе сердце, за их прежние детские игры, за приятный голос, которым он разговаривал с ее конем, за твердую руку, которой он в лесу пускал стрелу в зверя, за то, что он знал все тропинки в горах, крутые и пологие, за верную службу, которую он нес при ней в течение стольких лет.
Но Иероним вел себя как потерявший рассудок. Единственные слова, которые она могла разобрать, были:
— Ах вы мои роскошные, ах вы распроклятые, ах вы мои ненаглядные волосы…
Когда же она ударила Иеронима кулаком в лицо, он замолк и начал одолевать ее в упорной и жестокой борьбе. Это длилось порядочное время. Моника не кричала, Иероним лишь громко сопел. Он не был так силен, как маршал. В какую-то минуту он зашатался. Моника прижала его к окну.
В ту минуту Иеронима осенила странная мысль.
— Умрем вместе! — вскричал он, обхватил ее стан и, наклонившись из окна, пытался увлечь ее с собой в пропасть:
— Вон там лежит маршал! Иди за ним, идите за ним, зеленые глаза!
И уже он оторвал ее от земли, уже перегнул пополам, чтобы перевалить головой вперед вниз. Но тут у него подкосились ноги. Моника подхватила его падающее тело под мышки и толкнула на подоконник. И будто зачарованный зрелищем глубины, открывшейся его взору, Иероним подался вперед грудью и головой. Моника же ударила его в спину с такой силой, что он не удержался, тело, его перевесилось, и он рухнул вниз. Моника глядела, как он падал. И опять послышался стук осыпающихся камней и удары о землю перекатывающегося тела. Иероним падал так же, как граф д’Арга. И видимо, упал на то же место.
Моника затворила окно, погасила свечку, разделась, заперла двери и легла в постель.
Утром ей было доложено, что королевский посланец разбился при падении со скалы. Наверное, он, будучи навеселе, прогуливался под башней. Вместе с ним разбился и конюший Иероним, который, наверное, пошел предупредить гостя, что не следует там ходить. Моника распорядилась, чтобы маршалу устроили торжественные похороны, а слугу Иеронима положили в их родовой усыпальнице.
Все это задержало на несколько дней отъезд Моники в Памплону. Когда же собралась она уезжать из своего замка, чтобы взойти на престол, плакали все челядинцы, плакал и замковый капеллан дон Балтазар. Он обещал ей молиться за нее и за короля. И просил не забывать его, якоже и он будет вечно помнить самую прекрасную и самую добродетельную из всех верующих во всем краю… Моника пообещала, что не забудет никого из людей, живущих в замке, и замолвит за них словечко у короля, чтобы он не оставил своими милостями это ласточкино гнездо в скалах, из которого она вылетела…
При ее отъезде торжественно зазвонили в замковый колокол. Она слышала его еще долго, когда кавалькада уже приближалась к долине. С юга ее приветствовала наваррская равнина Рибера, с широкими реками и солончаками. Из вечнозеленого царства вступала она в землю, где все было желтым и серым. И синее небо, которое она привыкла видеть над головой, сменилось раскаленным белесым туманом. Вдали уже были видны башни и крепостные стены Памплоны, где ей предстояло стать королевой.
Король Тибо, который вышел ей навстречу, был так очарован ее красотой, что в тот же день отпраздновал свадьбу, без гостей и без застолья, при свете свечей в седом костеле, где были лишь два свидетеля. Но жену он получил самую красивую и самую добродетельную из всех, что когда-либо рожала земля. Главное ведь не свадьба, а невеста.
И они любили друг друга нежно и сладостно целый год. И даже мысли не было у них о детях, до того они были счастливы вдвоем, молодой король и его красавица жена, рыжеволосая и зеленоглазая королева Наварры Моника. Молва о ней разнеслась по всему свету, и многие короли и князья приезжали из соседних стран, чтобы взглянуть на нее хоть глазком. Но король оберегал ее ревниво, отговариваясь перед гостями ее нездоровьем.
Год спустя решила Моника, что пора ей очиститься от своих грехов. Две человеческие жизни лежали на ее пути к престолу. Она знала, что совершенное ею было совершено лишь для защиты ее добродетели, но грех все равно грех, хотя господь и справедлив. Однако она не хотела исповедаться у обыкновенного священника.
А потому просила она своего супруга, чтобы он призвал на как раз освободившееся епископское место в Памплоне ее замкового капеллана дона Балтазара. И король сделал так, как она просила.