Она встала, подошла к дверям, приоткрыла их и позвала:
— Иржи!
Вернувшись, снова села и показала рукой на Иржика, который вошел и остановился у дверей, молодой, красивый, голубоглазый, с крупными обветренными руками, потупившись от смущения:
— Это мой паж, господин Иржи Пражма из Хропыни.
Иржи подошел ближе. Доктор Есениус пожал ему руку:
— Я встречал вас прежде, но не было случая познакомиться.
Иржи поклонился.
— Иди спать, Иржик, час поздний! — приказала королева.
Иржи вышел.
— Этот юноша — сын дворянина и служанки. Скорее всего именно он отец ребенка, которого я ношу под сердцем.
Доктор Есениус и бровью не повел.
— И сама я внучка королевы и музыканта. Лорд Дарнлей не был моим дедом.
И теперь ничто не дрогнуло в лице доктора Есениуса. Она снова взяла его за руку:
— Вы слышали о приезде в Прагу послов моего отца, господ Конвея и Вестона?
— Да.
— Цель их миссии — заставить моего мужа предать чешские сословия. Они принуждают его покориться Фердинанду, отречься от чешской короны и поменять Чехию на Пфальц, который в таком случае, быть может, ему вернут испанцы.
— И что же король? — спокойно спросил доктор Есениус.
— Он не ответил.
— Король в армии, — заметил Есениус.
— Да, но он возвратится и тогда подпишет ваш смертный приговор!
Есениус встал и принялся ходить по зале. Подойдя к камину, он долго смотрел в огонь. Молчал и думал.
— Садитесь, доктор, и послушайте…
Она говорила словно в бреду:
— Я прошу вас, помогите мне своим пламенным красноречием, убеждавшим императоров и королей! Обратитесь к восставшим холопам! Обещайте им волю! Свяжитесь с писарем Микулашем, предводителем четвертого сословия в Праге. Я поручила ему охранять с отрядом стрелков пражский Град. Даже если Фридрих дрогнет и согласится на условия послов моего отца, все равно я не приму их! Пороха у нас довольно. Одного бочонка вполне хватит на Судебную залу, где король в присутствии гостей и сословий будет отрекаться от короны. А потом мы поведем войну снова — цепами и булавами!
Ее глаза были широко раскрыты. Сжав кулаки, она вещала свои пророчества:
— Почему у чехов не может быть королевы? Чешский король в эту минуту шевелится у меня здесь, внутри, во мне! — Она показала на свой живот.
Доктор взял королеву за подбородок, словно отец неразумное дитя. Всмотрелся мудро и грустно в ее глаза. И наконец сказал:
— Это ваша тягость терзает вас. Ложитесь и дайте отдохнуть измученному телу. Я пропишу вам снадобье. Когда вы ожидаете?
— Зимой. Как всегда.
— Хочу пожелать вам легкого разрешения от бремени. Пусть вам благоприятствуют звезды.
Она глядела в его голубые мудрые глаза и ничего не понимала. О нем говорили, как о человеке светлого ума и разящего слова, самом проницательном и сильном духом из всех предводителей пражского восстания. Утверждали, что он храбр и честен, словно Брут, и непримирим в своей ненависти. Что он презирает золото и превыше всего ценит свободу.
— Вы хотите кончить жизнь на виселице? — выкрикнула она, побледнев от гнева.
— Женщин в таком положении часто изводят неисполнимые желания и плохие видения. — Он произнес это как с кафедры. — Вам необходим покой. Возьмите принца Рупрехта и уезжайте к старшему сыну. Где он сейчас?
— Во Фризии.
— А другие дети?
— Бежали из Гейдельберга со свекровью Юлианой.
— Не хочется ли вам яблок, клубники или капусты?
— О чем вы говорите, доктор?
— О вашей беременности. Женщина в тягости похожа на херувима. Подгоняемая ветром в крыльях, она возносится между пеклом и небесами. В такое время женщине необходим покой. Над нашей землей сгущаются тучи. Дожди несут свои воды с гор. Звезды восстали. Бегите от пражских звезд!
— Вы покидаете меня, доктор?
— Нет, не покидаю, я остаюсь возле вас. Биение вашего сердца учащено, а дыхание поверхностно. Я с вами и пришлю вам снадобье. Принимайте по три ложки каждый день. И уезжайте, пока не поздно. Недалеко время, когда поездки в карете станут для вас небезопасны.
— Я рожу в поле!
— В этом нет нужды, ваше величество.
— Я хочу остаться королевой.
— Утоляя свое честолюбие, вы рискуете потерять душу!
— Я призвала к себе мятежника и оратора. А со мной говорит проповедник?
— Всего лишь лекарь с немощной женщиной! — ответил он грустно.
Королева поняла, что и под пытками другого он не скажет.
— И для этого-то я связала вас присягой?