Иржик задержался перед картиной дольше, чем приличествовало. Взяв его под руку, сэр Томас повел гостей дальше…
— Вот видишь! — ликовал Турн, когда они вернулись в караван-сарай, и, хлопнув Иржика по плечу, добавил:
— Ай да рыцарь! Одной фразой сразил сэра! Теперь можно отправляться и к великому визирю…
8
Великому визирю Гюрджю-Мохаммеду, который, как и предсказывал Роу, через несколько дней возглавил Диван вместо Мере-Хюсейна, Турн подробно изложил все, что приказал Бетлен, назвав число солдат, нужное князю, и объяснив, что Бетлен рассчитывает на турецкую помощь для осуществления своих намерений в Польше, которая желает видеть его своим королем.
Во время первого же визита английского посла к новому великому визирю, Гюрджю посвятил его в планы Бетлена, изложенные устами Турна.
Роу негодовал: как, изгнанник, на вид столь добропорядочный, не открыл истинных целей своего приезда! Скрыл то, о чем в первую очередь должен знать именно Роу, возложивший на себя миссию примирителя Турции с Польшей! Оказывается, за его спиной Турцию подстрекают к войне не только с императором, но и с Польшей, которой жаждет владеть Бетлен!
— Осторожность, осторожность и еще раз осторожность, — повторял разгневанный Роу. — Если он еще раз явится с таким прошением, гоните его со двора! У Бетлена чистой рубахи отродясь не бывало, а все туда же — хочет в большую политику. Прирожденный вымогатель!
Роу хлопнул по подлокотникам кресла.
Но старого Гюрджю голыми руками не возьмешь. На всякий случай он обещал помедлить с ответом Турну. Мол, поглядим, как пойдут дела в Пфальце. А вот Польша…
Дело в том, что Гюрджю свято ненавидел императора, а заодно и его союзника, польского короля. Ему вовсе не хотелось заключать с Польшей мир, за который ратовал английский посол.
Роу застал Турна в караван-сарае. Англичанин держался необычайно любезно. Ни словом не обмолвившись о совете гнать со двора послов князя, у которого «отродясь чистой рубахи не бывало», данном им великому визирю, он уверял Турна, что мечтает побывать в Праге, где дочь его королевского величества Якова прожила год, будучи королевой.
Турн нахмурился:
— Если вы любитель бродить по красивым кладбищам, нет нужды ехать для этого в Прагу. По ту сторону Босфора, в Азии их предостаточно. Каждый, кто бывает сейчас в Праге, не может сдержать слез. В Стамбуле говорят о жестокостях янычар во времена бунта против Османа, но только говорят. А в Праге на мостовой башне любой зевака может поглазеть на головы чешских панов, казненных на Староместской площади…
— Мы молились за упокой их души в Лондоне, король с королевой — в Амстердаме. Мы скорбели вместе с вами.
— На этом чешский вопрос был закрыт, — горько сказал Турн.
Гость пропустил эти слова мимо ушей. Он спросил Иржика, кто живет теперь в его родовом замке. Раз он рыцарь — ведь есть же у него замок?
— Замок, в окрестностях которого я родился, наверное, снова перешел в собственность кардинала Дитрихштейна. Кто живет там, мне неведомо. Скорее всего он пустует. В Чехии не только замки остались теперь без хозяев. Вам, сэр, этого не понять. Сытый голодного не разумеет. Что об этом говорить…
— Право же, все это мне любопытно… — возразил Роу.
Пообедав, они разошлись на долгие недели. Не бывал Турн больше у великого визиря — тот пообещал позвать его, да не позвал. Посулили аудиенцию у султана, но и она не состоялась.
Зато турецкий владыка принял императорского посла Курца фон Занфтенау, поздравившего его со вступлением на престол и осыпавшего богатыми дарами. В честь Занфтенау английский посол устроил в своем доме в Пере пышный прием.
— Неужто и ему показывал портрет Елизаветы? — полюбопытствовал Иржик.
— А мне почем известно, — отвечал Турн, — меня туда не звали. Знаю только, что за обедом много говорили о божественном провидении, о том, что самое время открыть глаза князьям-христианам на всю суетность их усобиц, ибо смуты в Турецкой империи так и зовут их объединиться и играючи разделить добычу… — Эту опасную речь сэра Роу французский и императорский послы выслушали и поддержали, а венецианец промолчал да и рассказал потом мне. Он намерен сам донести эти слова до сведения великого визиря, а меня просил написать Бетлену. Но куда же денешься, если и Бетлен в глубине души того же мнения…
Незадолго до полуночи Турн постучал в дверь Иржику. Зайдя, присел на его постель.