Дамдин слушал, проникаясь все большим уважением к нему, и про себя думал: «Счастливый человек!»
Наконец Базаржав вытащил письмо из завернутого в платок кошелька. Дамдин успел разглядеть, что там еще было: двадцать-тридцать тугриков, маленький клочок бумаги, карандаш, фотокарточка какой-то девушки, и больше ничего особенного. Но имелась там еще записная книжка, озаглавленная так: «Руководство по определению девичьего характера».
Дамдин страшно заинтересовался ею, но Базаржав сказал: «Совершенно секретно!» — и, спрятав кошелек, протянул Дамдину послание, предназначенное для Улдзиймы.
На лицевой стороне конверта было написано «От меня тебе», а на обороте — «Совершенно секретно!». Базаржав раскрыл его.
— Вот послушай, как надо начинать письмо девушке:
Прочитав до конца свое длинное послание, лукаво посмотрел на Дамдина. Тому оно показалось довольно складным, впечатляющим, и он, запинаясь, спросил:
— Любовное письмо таким и должно быть, да?
— Разумеется! Я сам его сочинил. Как-нибудь и тебе придумаю! — не скрывая удовольствия, сказал Базаржав, вкладывая письмо в конверт и подавая его Дамдину.
Затем он помолчал и, вытащив свое «Руководство», сказал:
— Если передашь ей письмо и наше дело сладится, я тебе его не только покажу, но и отдам насовсем.
— Передам обязательно! — быстро ответил Дамдин.
На том они и порешили, и окрыленный Дамдин поскакал за своими верблюдами. Базаржав же пробубнил себе под нос: «Заеду-ка в какой-нибудь айл, попью архи, а дня через три получу и ответ» — и помчался на северо-запад.
Вернувшись с верблюдами в айл, Дамдин помог Улдзийме отогнать ягнят и верблюжат от маток. Затем он стал угощать ее ластовнем, но письмо Базаржава сразу передать побоялся. Думал даже, что вообще ничего ей не скажет, но «Руководство» все не шло у него из головы.
После долгих и мучительных сомнений он все же решил отдать ей письмо и, пока ее не было, сунул конверт под подушку.
Разбирая перед сном постель, Улдзийма заметила письмо, удивилась: «Что это?», но, прочитав надпись на конверте, прикусила губу, раскрыла его и начала читать.
Дамдин украдкой поглядывал на нее. Сердце у парня стучало, его охватил непонятный страх, словно на него надвигалась неминуемая беда.
Улдзийма читала, пригнувшись к свече, потом, дойдя до конца, взглянула на Дамдина и бросила:
— Чепуха какая!
Дамдин сидел у очага и молчал. Улдзийма вызывающе посмотрела на него и раздраженно спросила:
— Ты писал?! Письмо, говорю, твое?
— Нет! — удрученно вымолвил Дамдин.
— А чье же тогда?!
Поскольку письмо действительно было не его, Дамдин осмелел и буркнул:
— Базаржава…
На это Улдзийма с гневным пренебрежением в голосе сказала:
— Совсем, видать, спятил… — и бросила послание в огонь. В один миг горячая любовь ее поклонника превратилась в пепел.
«Эх, знал бы — переписал. Жаль! А впрочем, так оно и должно было быть… С чего бы это Улдзийме польститься на Базаржава», — подумал Дамдин.
Из-за этого письма Улдзийма с Дамдином несколько дней не разговаривала. Более того, Дамдину стало казаться, что она возненавидела его.
Он глубоко переживал разлад и ходил сам не свой.
Глава седьмая
Цокзол пригнал свой табун к колодцу Замын-гашун, напоил лошадей и оставил пастись на холме Будун, заросшем кустарником. Затем он подъехал к своим верблюдам, окриком остановил их и, убедившись, что стадо успокоилось, отправился домой.
В последние несколько дней он с раннего утра до позднего вечера не отлучался от своего табуна. Одновременно зорко следил за верблюдами и отарой, опасаясь, что они могут уйти далеко от стойбища (только плохой, нерадивый хозяин может допустить такое). Поэтому-то он большую часть дня проводил в седле.
Цокзол любил утреннюю прохладу и каждый раз старался управиться со своими делами до наступления жары, чтобы в самый солнцепек передохнуть в прохладной юрте за чашкой ароматного чая.
С детских лет он всей душой был привязан к лошадям, да и сейчас больше всего любил пасти табун. Он твердо верил, что счастье мужчины в лошадях, и потому табун всегда был его наипервейшей заботой. У него было много быстроногих скакунов, которыми он очень дорожил. Цокзол сам выдерживал их перед скачками и гордился тем, что они всегда оказывались в первой пятерке победителей.