Дого смотрела в дымовое отверстие, прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам, и пыталась определить, встали ли шоферы. Тихо. Вверху видны были кусочки голубого неба, разрезанные решеткой тоно на квадратики и треугольники. Она вдруг подумала, что, пока она тут пьет чай, телята могут подойти к коровам, и она останется без молока. Дого взяла подойник и вышла из юрты.
Занималась заря, стали уже видны дальние предметы. Она решила подоить верблюдицу. Верблюдица нехотя, с протяжным мычанием поднялась и, поглядывая по сторонам, подошла. Дого, ласково приговаривая, тихо мурлыкала что-то. Прислушиваясь к звукам знакомого голоса, верблюдица стояла не шевелясь. Начали просыпаться шоферы, они вылезали один за другим — кто из кабины, кто из кузова. Раньше всех появился, протирая сонные глаза, Левша Ойдов. Он звучно зевнул во весь рот.
— Вы очень рано встали. Волнуетесь, словно подросток перед скачками.
Дого привязывала верблюдицу. Услышав слова Ойдова, она смутилась и попыталась оправдаться:
— Торопилась, чтобы успеть приготовить вам чай…
Шоферы уже все поднялись.
— Хорошее утро сегодня.
— Ночью холодно было…
— Ты замерз?
— Надо бы выехать пораньше, по утренней прохладе.
Солнце показалось на востоке, брызнуло золотыми, как галуны, лучами, и, точно приветствуя его, взревели моторы всех пяти машин, сотрясая Цахиурт-сурь. Это была величественная картина!
Дого и в самом деле суетилась и радовалась как ребенок. Она то вбегала в юрту, то снова выбегала на улицу. Она перегонит верблюдицу в соседний айл, а Ойдов поедет следом и захватит ее по дороге.
Дого то и дело подгоняла верблюдицу, заставляя ее ускорять шаг. Дикие голуби кружились над головой женщины, точно провожая ее.
— Я скоро вернусь! Скоро вернусь! А вы хорошенько стерегите наш дом! — шептала она. И склонялась к верблюдице. — Не скучай без меня. Не плачь, не беспокой людей, я ненадолго, — говорила она ей, точно верблюдица понимала человеческую речь.
5
Пять машин мчались по степной дороге. Дого сидела в кабине среднего грузовика. Когда все машины взревели разом, их могучий гул отозвался во всем теле Дого. Она смотрела, как доверху нагруженный кузов идущей впереди машины раскачивался из стороны в сторону. Сама же она, сидя в кабине, почти не ощущала никакой тряски, кроме легкого покачивания. Вообще-то Дого даже не помышляла уезжать так далеко. Разве может женщина уехать, бросив дом, уехать одна, без мужа. Почему же она не отказалась от этой поездки? Почему не сказала, что Дого останется прежней Дого, увидит она город или не увидит? Вчера вечером приехали еще несколько товарищей Ойдова и принялись уговаривать ее наперебой, вот и уговорили старуху… Дого даже и не была знакома с ними толком. Как-то останавливались они у нее по пути — машина у них сломалась, и ее тащили на буксире. Шофер поставил машину возле юрты, порылся в куче винтов и гаек, собранных ею, нашел, что надо, и страшно обрадовался. С той поры Дого стала еще ревностнее собирать железяки, брошенные в степи. Два года тому назад Осор с золотыми зубами засел в низине позади поселка и просидел там несколько суток. Он приходил пить чай со стариками, и они очень сроднились с ним за эти дни вынужденной стоянки.
И все, кто побывал в ее юрте, приглашали Дого в гости, если она будет в городе.
Ойдов сидел за рулем. Он изредка поглядывал на Дого в укрепленное над ветровым стеклом зеркальце. Кажется, она довольна: то и дело выглядывает из окна кабины, вытянув шею. Они преодолели несколько сопок, покрытых кустарником. Ойдов снова взглянул на свою соседку и увидел, что по щекам ее катятся крупные слезы. «Может, это капли пота? Да нет, ресницы мокры от слез. Видимо, что-то взволновало ее, вот и плачет. Сделаю вид, что ничего не заметил, и попытаюсь отвлечь ее от грустных мыслей», — решил он и прибавил скорость. Снова искоса взглянул на Дого: плачет пуще прежнего, слезы дорожками сбегают по щекам. «Может быть, она устала и нужно передохнуть?» — подумал он. А вслух сказал, не отрывая взгляда от дороги:
— Если устали, давайте остановимся. — И снова взглянул в зеркальце. Дого молча покачала головой.
Она старалась сдержать слезы, чтобы не привлекать внимание Ойдова, не беспокоить его зря, но не могла справиться с собой. Дого не стыдилась своей печали, но зачем показывать ее чужим людям? Эта ровная, расстилавшаяся перед ней дорога рождала грустные воспоминания. Она подумала, что и сын ее ехал когда-то вот так же по этой дороге, и горькие слезы полились сами собой.