Гобийский кумыс считается самым ароматным во всей Монголии. У него бывает привкус многокорешкового лука. Увидев перед собой столько кумыса, Дамдин уже не мог удержаться и полез за пазуху.
— Подайте мне вот эту кумысницу, — обратился он к хозяйке и указал на большую кружку с надписью «XXX-летие».
— Плати три тугрика.
Дамдин порылся за пазухой и вытащил три тугрика, которые дал ему Жамьян. Кумыс как кумыс! Ничего особенного! Дамдин одним глотком опорожнил кумысницу и вернул ее хозяйке. Потом глубоко вздохнул и зашагал дальше.
Подойдя к китайцу, он постоял некоторое время около него и, вспомнив, что мать любит пить чай с душицей, решил купить пучок. Затем он аккуратно положил его в рукава своего незаменимого далембового тэрлика и крепко завязал. Он еще не знал, когда вернется домой, но был безмерно рад, что купил матери как раз то, что она любит.
От выпитого кумыса немного кружилась голова, и Дамдин, выйдя из-под навеса, решил присесть в тени забора. День этот показался ему самым счастливым с тех пор, как он покинул родной айл.
За забором было слышно, как кучера-китайцы зазывали пассажиров:
— Старый базар ехать кто!
— Толкучка! Толкучка ехать!
— Один места есть! Один человек надо!
По-прежнему кричали торговцы:
— Купите молоко!
— Отличный кумыс!
— Орехи! Шишки!..
А что еще Дамдину было делать, как не сидеть здесь? Работы у него никакой не было, и спешить тоже некуда.
Но вдруг… Вдруг произошло такое, что он подпрыгнул и вскочил на ноги. Наконец-то счастье ему улыбнулось, и его измученная душа озарилась светом.
Дарга Самбу! Послышался скрип до блеска начищенных сапог, и тут же сверкнули погоны на его широких плечах. Точно он! Сколько же дней и ночей он искал его?!
Самбу держал в руке авоську и горделиво вышагивал рядом с полной женщиной в туфлях на танкетке. Дамдин не разглядел ее лица, но догадался, что это жена Самбу. Не успел он опомниться, как они скрылись за высокой беседкой. Дамдин тут же бросился догонять. Он до того растерялся, что голоса лишился, да и ноги стали ватными.
Пытаясь разыскать в толпе Самбу, Дамдин едва не врезался в толстенную бабу, катившую перед собой деревянную бочку. Ее заплывшее от жира лицо и узкие глаза исказились, и она разразилась бранью.
— Ненормальный! Вор! Видать, обобрал кого-то!
Расталкивая толпу, Дамдин выбежал за ворота и увидел отъезжавшую коляску. Возница щелкнул бичом, и упитанные лошади резво понеслись. Через заднее окошко коляски Дамдин успел заметить командирскую фуражку и поблескивающие погоны. Не успев даже крикнуть, он побежал следом.
Теперь ему уже никак нельзя было упускать их. Коляска покатила по узкой улице, и он, боясь потерять ее из виду, бежал изо всех сил, изредка переходя на шаг, чтобы отдышаться.
Он весь вспотел, ему трудно было дышать, ноги подкашивались, он едва не падал, но продолжал бежать.
Когда Дамдин добежал до середины одной узкой улицы, коляска мелькнула в ее конце и скрылась. Он напряг последние свои силы, добежал-таки до злополучного поворота и увидел многолюдную толпу.
С краю ее стояло много повозок, и был слышен знакомый крик китайских возниц. Толпа бурлила, словно разворошенный муравейник.
«Куда же пошел дарга Самбу? Может, он дальше поехал? Где мне его теперь искать?» — размышлял Дамдин.
Затем он отдышался, подошел к коляскам и стал искать ту, на которой приехал Самбу. И вдруг он увидел ее — точно, это была она, со стеклянными окошечками и разукрашенная орнаментом. Да и ни одной другой коляски такого же цвета — красной — здесь не было видно.
Бросившись к ней, Дамдин открыл дверцу, но внутри никого не оказалось. В этот момент он услышал:
— Толкучка кто ехать? Толкучка ехать!
Растерянный Дамдин не сразу нашелся:
— А-а-а… А где дарга Самбу?
— Какой далга Шамбу?
— А тот, которого вы привезли?
— А-а… Тут слезай… Толкучка кто? — снова закричал возница.
Дамдин двинулся в толпу и снова увидел торговцев, которые предлагали покупателям дэли, гутулы, ковры, платки, гребенки, скребки, недоуздки, седла, замки. В другой раз он, наверное, глаз бы не смог оторвать от каждой вещи — все здесь интересовало его; но сейчас ему было не до них. Лишь бы найти Самбу! Он ничего уже не замечал вокруг: натыкался на людей, наступал им на ноги, иногда даже на выставленные товары. Вдогонку ему неслись крепкие ругательства и проклятья.