Привратница вытащила из кошелька мятую бумажку. Лейтенант рассеянно прочел: «Здесь покоится мнимая бессмертной человеческая воля, кою я сегодня собственноручно похоронил во славу господа и духа святого, по свидетельству чистой и непорочной плоти моей, вовеки и присно, аминь!»
Лейтенант скомкал бумажку и сунул в карман. Он с нетерпением всматривался в вечернюю улицу; неумолчная болтовня привратницы надоела ему сверх всякой меры. Однако нужного ему человека, которого, казалось лейтенанту, теперь он и сам мог бы опознать по описанию, не было видно; на улице вообще было пустынно: с наступлением сумерек пешеходы и повозки старались миновать стороной печально известный дом.
Взгляд его скользнул по темному фасаду дома, и лейтенант вздрогнул: в одном из окон зажегся свет. Но тут же ему вспомнилось, что какой-то рабочий, паркетчик — ах да, Кухар! — остался у себя в квартире; значит, это у него свет в окне.
Вскоре после этого к лейтенанту явился капрал и доложил, что из размещенного в переулке взвода в двадцать четыре человека внезапно исчезли трое. Одного из них, правда, видели, как он уходил, но решили, что это минутная отлучка; однако солдат так и не вернулся. А вот что сталось с двумя другими, неизвестно.
Лейтенант что-то буркнул в усы и прогнал капрала. Но через четверть часа тот опять пришел: еще шесть человек сбежали с поста, чего никогда не случалось.
— Прямо как бес в них вселился, — бормотал он и добавил еще, что один из бывалых солдат вдруг упал без сознания, и пришлось его уложить в подъезде соседнего дома. А пока они с сержантом хлопотали вокруг захворавшего, те шестеро солдат и дали деру. Просто в голове не укладывается, как это они могли на такое решиться: все солдаты — народ пожилой, бывалый, служаки бравые, ни в чем дурном не замечены.
Лейтенант в сердцах стукнул по столу кулаком и разругал капрала на все корки. И лишь позднее, когда гнев его улегся, он задумался над этой историей. Ему пришла мысль самолично наведаться к вверенным ему солдатам и разобраться на месте, но все же он не решился передоверить привратнице наблюдение за входом в дом. Не сводя глаз с томной улицы, лейтенант злился и теперь уже жалел, что добровольно — из любопытства — вызвался на дело, которое определенно сулит ему крупные неприятности.
«Чего они так испугались, те солдаты?» — подумал он, и страх мурашками пробежал у него по спине.
Время тянулось медленно. Откуда-то из ночи вдруг налетел порывистый ветер, высоко вздымая пыль. Полил дождь, захлестываемые ветром крупные капли дождя стекали по запотевшему окну корчмы, затрудняя обзор.
Лейтенанту пришлось выйти на улицу, чтобы не терять из виду вход в подъезд. Было зябко, и лейтенант с досадой плотнее запахнул шинель, проклиная тот день и час, когда он впутался в эту историю. Толстуха привратница топталась рядом, у нее зуб на зуб не попадал. Проливной дождь загнал под крышу редких прохожих; на улице не было ни души.
Лейтенант с полчаса мок под дождем у дверей корчмы, когда в конце улицы вдруг показалась какая-то темная фигура. Человек стремительно приближался, через несколько секунд стало ясно, что он бежит. Лейтенант инстинктивно наклонился вперед и в тот же момент почувствовал, как привратница стиснула его руку.
— Это он! — взволнованно шепнула она.
Высокий человек поравнялся с входом в подъезд. Остановился, замерев на мгновение. Лейтенант в темноте не мог разобрать, лицом или спиной к нему он стоит. И тут человек неожиданно вытянул свою длинную руку, указывая на них, словно тыча им в лицо. Лейтенанту послышалось что-то вроде смеха. Привратница взвизгнула, подхватила юбку и, распахнув дверь, одним прыжком очутилась в корчме. А высокая фигура скрылась в зияющем мраке подъезда.
Лейтенант быстро оправился от неожиданности. Он перебежал через улицу, подождал у входа с минуту-другую, затем вошел в подъезд. Одного из солдат, занявших пост в квартире привратницы, он отправил за подкреплением. Но сам не стал дожидаться, пока взвод прибудет, и медленно, на цыпочках, стискивая револьвер в кармане, начал подниматься по лестнице.
Тишина заполонила весь опустевший дом. Холодную лестничную клетку слабо освещали керосиновые лампы, размещенные далеко друг от друга; лейтенант, стиснув зубы, всматривался в пляшущие по стенам косые тени. В этот момент он вспомнил поседевшую голову Кухара и впервые почувствовал, что ему страшно.