Иштван Ковач-младший поглядел на свои штаны и аккуратно прикрыл ладонью дырку.
— Вот так-то лучше, — одобрила Юли, — куда элегантнее! Что ж, так и будете ходить теперь, колено ладонью прикрывать?.. Эй, чего ревете-то?
Молодой исполин отвернулся и ничего не сказал ей.
— Почему вы плачете? — с любопытством спросила девушка.
— Это со мною всегда так, ежели кто про матушку мою помянет, — ответил он и тыльной стороной ладони вытер глаза. — Да я вроде и не плачу, просто слезы на глаза навертываются.
— Умерла ваша мама? — спросила девушка.
Иштван Ковач-младший молча кивнул.
— Вот как интересно, и моя ведь тоже! — сообщила Юли. — А отец?
— Он-то давно уж…
— Выходит, мы на равных! — воскликнула Юли. — И мой отец помер, правда, недавно совсем, три месяца назад, во время осады. Ну, видите, — добавила она удовлетворенно, — мы с вами оба — сиротки.
Но тут она взглянула на Ковача-младшего и громко прыснула: на коленях у этого «сиротки» запросто уместился бы целый сиротский дом. Надо же, экий великанище, хотя и стукнутый малость, бедняжка, подумала девушка, потом весело, легким движением сбила шапочку на затылок и опять рассмеялась, глядя парню в глаза. А он стоял неподвижно, как истукан, наклонив голову вперед, и смотрел на нее хмуро. Однако милый смех девушки так приятно щекотал уши, так ласково баюкал сердце на своих волнах — сопротивляться им было просто невозможно!.. И вдруг крохотный нос гиганта дернулся, брови задрались кверху, глаза обратились в щелочки, а губы медленно-медленно раздвинулись: он засмеялся.
— Вы-то чего смеетесь, дылдушка? — спросила девушка строго.
— Ха-ха-ха, — смеялся Ковач-младший, — ха-ха-ха!
— В жизни не видела, как извозчичья лошадь смеется, — заявила Юли, — но у вас, должно быть, выходит очень похоже.
— Ха-ха-ха, — заливался Ковач-младший, — ха-ха-ха!
Теперь уж и Юли не могла удержаться от смеха, ей никогда еще не приходилось видеть, чтобы смеялись всем телом — вот так, как этот дуралей-исполин. А он все заливался, подмигивая ей при этом и колотя себя ладонями по ляжкам. Время от времени Юли, выдохшись, обрывала смех, но стоило ей взглянуть на розовую, всю в дырах, рубаху Ковача-младшего — подталкиваемая хохочущим его животом, рубаха вылезла из штанов и колыхалась спереди, словно фартук, — и на нее накатывало опять.
— Ой, да перестаньте же, дылдушка! — выдохнула она, одной рукой держась за живот, другою отирая выступившие на глаза слезы. — Прикончить меня хотите, фашист вы эдакий!
— Ха-ха-ха… фашист! — надрывался Ковач-младший. — Ха-ха-ха!
Какой-то прохожий остановился позади них, потом зашагал дальше.
— Стыд, позор! Так веселиться рядом с трупом! — услышали они удаляющийся возмущенный голос.
Оба мгновенно умолкли и переглянулись. Улица распахнулась перед ними — словно сон наяву — и сразу же втянула в будничное свое русло. Мимо опять прошел женский отряд, вооруженный лопатами, кайлами… или это были все те же женщины? Из грязи, из покрывавших асфальт руин по всей улице, насколько хватал глаз, ярко сверкали зрачки — разноцветные осколки стекла и, помаргивая, в упор смотрели на солнце.
— Ох, надо же! — воскликнула восхищенная Юли. — Вся улица с небом в гляделки играет! Ну и красота!.. Послушайте, да заправьте же вы наконец рубаху! — добавила она бранчливо, глядя недовольно на Ковача-младшего, который, откинув огромную свою голову, смотрел на нее и радостно во весь рот улыбался. — Надо бы затащить этого мертвого папашу в подворотню!
— Так я втащу? — тихо спросил исполин и, наклонив голову, оглядел мертвеца.
Юли передернула плечами, сказала насмешливо:
— Если, конечно, справитесь этими вашими кукольными ручками… Да только глядите не разревитесь мне тут!
— Я-то — справлюсь ли?! — Ковач-младший укоризненно покачал головой. — Не понял, барышня. Да я такого мелкорослого дядю одной рукой подыму.
— Правда?
Исполин побагровел.
— Как это — правда?
— Не верю я, — сказала Юли. — Чтоб одной рукой… не верю!
У Ковача-младшего даже шея потемнела, бедняга не знал, куда и деваться со стыда. Набычась, смотрел себе под ноги, но земля явно не собиралась под ним разверзнуться.
— Ну? — воскликнула девушка, вдруг потеряв терпение.
— Послушайте меня, барышня Юли, — дрожащим голосом проговорил Ковач-младший, — я всегда говорю правду. Я ведь, было дело, как-то небольшого бычка одной рукою поднял.