— Тише, — взмолилась старушка с седым пучком, — тише! Юли, деточка, не ссорься с гостями своими!
— Да не из-за вас я кашлял, — проворчал корчмарь, — чего вы ко мне вяжетесь!
Когда гости справились с ужином, луна уже стояла высоко, подмешивая в сереющее небо свой звонко-серебристый цвет. Слабый вечерний ветерок, еще недавно пригибавший к земле язычки пламени под котлом, утих, шлейфом оставив за собой прохладное дыхание Дуная; от высоких штабелей, сохранивших все дневное тепло, несло душным, чуть кисловатым жаром. Сухое дерево гулко потрескивало, треск иной раз похож был на пистолетный выстрел. С улицы, из-за забора, несся неумолчный, слившийся воедино собачий вой, — казалось, то заунывно скрипела ось сошедшего с катушек миропорядка: сбесившиеся от голода собаки, истекая слюной, яростно подкапываясь, отшвыривали лапами землю вдоль забора, и пыль взметалась над ним густыми клубами.
Покончив с ужином, мужчины затоптали костер, чтобы хоть этим умерить невыносимую жару. Большинство захмелело от первого же стакана вина. Оттянувшись в сторонку, женщины на все лады ругали порядки и с тревогой поглядывали на мужчин, чьи голоса звучали все громче. Посреди освещенной луною площадки десятилетний сын корчмаря и веснушчатая курносая девчонка, обхватив друг дружку, пустились в пляс. Юли подбежала к Ковачу-младшему. Исполин сразу же после ужина стащил с себя рубаху; голый до пояса, масляно поблескивая в лунных лучах, словно одетый в звериное платье пота, он недвижимо стоял все на том же месте, возле конторской стены; по его лицу блуждала ласковая довольная улыбка, густая прядь льняных волос упала на лоб. Он и ужин свой ел стоя, долго, обстоятельно прожевывал мягкое разваренное мясо, кусок за куском, своим сильным щекочущим ноздри духом оно напоминало ему детство; доев, он тыльной стороной ладони вытер рот, одним духом осушил стакан вина и опять стал на прежнее свое пастушье место, откуда сподручней было наблюдать, хорошо ли гостям его. Он был счастлив так чисто и неприступно, как в ту ночь, когда Юли стала его возлюбленной.
— Почему ты не подойдешь к нам, Дылдушка? — спросила Юли, обеими руками обхватив его за шею.
— Да-да, — сказала за ее спиной рыжая женщина, ходившая в дом напоить свою кошку. — Отчего вы не посидите с нами, господин Ковач? Не боитесь, что отобьют у вас вашу девушку?
— Меня? — засмеялась Юли. — Меня? — Она приподнялась на цыпочки, пригнула к себе голову исполина и запечатлела на губах его легкий быстрый поцелуй, — Меня?!
— Уж лучше я один здесь побуду, — проговорил Ковач-младший, — ведь вон какой я страшила, меня все боятся.
— То есть как боятся?
— Ха-ха-ха, — смеялся Ковач-младший, — ха-ха-ха! А что это вы давеча сказали, будто отымут у меня Юли? Да как вам такое на ум-то пришло, сударыня?
— Желающие-то нашлись бы! — пригнув голову, ласково сообщила рыжая.
Исполин так расхохотался, что все женщины и даже кое-кто из спорщиков-мужчин к ним обернулись.
— У меня да чтоб Юли отняли?! — смеялся он раскатисто, так что даже слезы выступили. — Это ж надо, что надумали, сударыня!.. Мою Юли?.. Наше с ней место в одной постели и в одной могиле, и косточки наша положат рядышком! Эк что наговорили, сударыня-душенька!
— Замолчи! — вспыхнув, прошептала девушка.
А Ковач-младший все веселился безудержно, шлепал себя по бедрам, и слезы текли у него из глаз.
— Чего разнюнился! — сердито шепнула ему на ухо Юли. — Зачем кому ни попадя видеть, что ты счастливый такой.
Исполин обхватил ее за талию.
— Не уйдет она от меня, дорогая сударыня, даже если б веревкой ее волокли! — проговорил он чуть потише, заметив, что многие из гостей к ним потянулись. — Петлю у нее на шее затянут, и то не пойдет!.. Да пусть хоть кто испытает, я не обижу.
Рыжая бабенка побледнела.
— Ну, и уверены же вы, господин Ковач!
Исполин внезапно отпустил Юли, наклонился и обе руки положил на плечи рыжей гостьи.
— Меня, сударыня, ни одна живая душа еще не обманывала, — проговорил он медленно, погрузив в ее глаза влажно-голубой взгляд, — ни те, что мясо едят, ни то, что зеленью пробавляются, понятно вам, сударыня?
Вокруг них уже толпилось пять-шесть мужчин, стали подходить и женщины.
— Что это тут испытать предлагают? — раздался вдруг голос.
Юли повернулась стремительно, как ужаленная.
— Ну-с, что нужно тут испытать, господин Ковач?
— Можно ли переманить от него эту малютку Юли! — объяснила рыжая остановившемуся возле нее Фери Беллушу. — Потому как я сказала ему, что…
— Переманить любую женщину можно, — решительно объявила корчмарша, которая от первого же стакана вина вошла в раж и стояла теперь перед всеми, распустив волосы и сбросив с ног туфли.