И все-таки ему не хотелось быть сейчас резким. Он сказал:
— Ваня, вот что… Не заводи себя и остальных. Гауптвахты здесь нет, сам понимаешь. Не согласен со мной — подай форменный рапорт на мое имя.
— Не в этом дело…
— Тогда не морочь мне голову, и так тошно!
Новый глухой взрыв донесся с той же стороны Выдры. На этот раз ближе. Курков определил расстояние в четыре километра.
— Не мина и не снаряд, а что-то подземное, — сказал он.
Ким послал Куркова с Немчиновым в направлении, откуда донеслись взрывы. Минут через тридцать вернулся один Немчинов.
— Ну?! — набросились на него все.
— То ж рыбак рыбу глушил, — отвечает Немчинов. — Курков там сидит, наблюдает…
— Рыбак один? — спросил Ким.
— Один. Батька уже, лет, наверное, пятьдесят. Мы подошли, а он плавает в пруду, рыбу выбирает, что вверх брюхом всплыла. Мы пока не открывались ему. Курков ждет указаний.
— Пошли, — сказал Ким.
К тому времени, когда разведчики подошли к пруду, рыбак уже вылез из воды, оделся и теперь укладывал в мешок рыбу. Курков ждал в условленном месте. Ким некоторое время наблюдал за рыбаком, потом вышел из засады и не спеша направился к нему, не вынимая оружия. Он не дошел метров пять… Рыбак вдруг сделал молодецкий скачок к дереву, выдернул гранату и, замахнувшись ею, заорал:
— Если вы фашистская сволочь, всех положу, гады!! Если свои — клади оружие, предъявляй документы…
Ким остановился и ответил:
— Неосторожный, батя, ты человек. Если б мы были фашистская сволочь, мы б тебя голыми руками взяли, когда ты рыбку вылавливал.
— Якие же вы? — спросил рыбак уже более спокойно, но все еще не опуская гранату.
— Да ты-то кто сам?
— Я ж Науменко!..
— Свои, свои мы! — вскричал Ким. — Ну иди, смотри документы, батя!..
Он вынул пистолет и бросил его на землю шагах в трех от себя.
— О це дило! — Рыбак аккуратно положил на землю гранату и, улыбаясь, подошел к Киму.
— Якие це документы, побачимо…
Он достал очки, надел их, а Ким подал ему удостоверение из белого шелка, на котором было напечатано несмываемой краской:
Дано капитану Киму Остапу Федоровичу в том, что он направляется в тыл врага для выполнения заданий командования. Всем командирам партизанских отрядов, частей и соединений предлагается оказывать т. Киму и его группе всемерную поддержку и помощь.
Рыбак прочел, повернул зачем-то на свет и, возвращая шелковый лоскуток его владельцу, сказал:
— Правильный документ. Значит, я понимаю так: мне предписывается оказывать содействие тебе?
— Если ты партизан.
— Я кажу, який я есть, — отвечал рыбак. Он быстро скинул сапог, потом вынул стельку, затем вторую стельку и достал партийный билет, обернутый в кусок тонкой кожи. — Читай, убеждайся: Науменко Степан Ефимович. Партбилет с какого году? С двадцать четвертого. Бачишь?
— Бачу, Степан Ефимович.
— Вот то ж! Оставлен райкомом командовать партизанским отрядом «Победа».
— А где же отряд твой?
— В Выдре, — подмигнул Степан Ефимович.
Разведчики вышли из засады. Началось знакомство. Степан Ефимович пожимал своей сильной рукой тянущиеся к нему руки.
— Вы ж голодные, а ну за мной на уху! — и он повел всех за собой по одному ему известным болотным тропам. Дорогой он рассказал, что только вчера узнал от своей связной Марии Хомяк о появлении в округе двух неизвестных, которые, по их словам, бежали из плена.
— Ну, это были мы, — отвечал Ким.
— То я понял. Обрисовала Мария мне вас.
— Так что ж ты, батя, на нас с гранатой тогда? — спросил Курков.
— На всякий случай, для порядка, — отвечал Науменко.
— Так ведь «для порядка» и мы б могли тебя укокошить, — рассмеялся Курков, — очень даже запросто.
— Не, тогда б уж не было порядка… — усмехнулся Науменко.
Ким рассказал Степану Ефимовичу о гибели Кочубея. Тот, подумав, ответил:
— Не иначе как Микита лютует. Есть такой полицай, толстый, нафабренный. Этот сразу стреляет.
— Точно! Толстый, глаза навыкате, — подтвердил Черепанцев.
— Он. Другие — не. Служат с оглядкой, и нашим и вашим. Один там есть, знает и про меня, помалкивает. О душе своей, значит, думает. А Микитка лютует, дюже лютует. Мы его убрать хотели, так его голыми руками не взять, хитрый, бес.
После получасовой ходьбы небольшой отряд был остановлен окриком: