6
Барабел сидит в унынье,
Барабел совсем иссяк —
Все, за что он ни берется,
Не идет ни так ни сяк.
«Нет! Какое невезенье!
Прямо бейся в стенку лбом!
Кем я в этой жизни не был?
Не был разве лишь попом!
Был суфлером, педагогом,
Был писцом, держал кабак,
Даже сиживал в кутузке —
И всегда, всегда бедняк!
Но не стоит тратить время
И утраты вспоминать,
Надо что-нибудь придумать,
Надо что-то предпринять!
Осенило! Есть идея!
Я утешен! Я спасен!
Этой осенью ребячий
Открываю пансион!»
Барабел к себе сзывает
И сажает за столом
Тех, кто пайщиками будет
В предприятье деловом.
Есть у каждого занятье,
Роли есть у них у всех!..
Все друзья! Все компаньоны!
Обеспеченный успех!
С той поры пять лет промчалось —
Средь огромного двора
Против здания большого
Веселится детвора!
Шум, конечно, несусветный,
И на этот гам и крик
В грозном облике директор
Неожиданно возник!
Он грозит, он что-то пишет
В книжке и в конце концов
Отдает приказ по кухне:
— Без обеда сорванцов! —
А настанет час обеда —
Приказанье он дает,
Чтобы повар накормил их,
Но тайком, за ихний счет.
И в конечном результате
Он проводит точный план:
Их карманные расходы
Переправить в свой карман.
Что ж касается ученья,
Мы о нем не говорим.
В институте Барабела
Люди заняты другим.
Дисциплина! Все на свете
Для нее лишь для одной.
Днем и ночью сам директор
Ходит с книжкой записной.
Все проходит в этом мире,
Все на время, все пока…
Кто узнает в Барабеле
Барабела-бедняка!
И не спрашивайте: кто он?
Где он взял свой аттестат?
Не мешайте! Он внедряет
Дисциплину меж ребят!
Экий гордый! Экий важный!
Я взглянул — и оробел!
Отойдите! Дайте место!
Вот директор Барабел!
7
Дамиан, поэт нежнейший,
Наш скорбящий трубадур,
На открытую дорогу
Смотрит, горестен и хмур!
В мире подлом и жестоком
Средь лишений и невзгод
Он, увы, своим талантам
Примененья не найдет.
— О старуха, ты румянишь
Бородавки и прыщи,
А любви моей не ценишь.
Ты такого поищи!
Я ль не бегал за тобою, —
Так твердит он ей в уме, —
Я ль все ночи под балконом
Не простаивал во тьме!
За одну твою улыбку,
В том признаться не грешно,
Шел на холод я и голод,
Повторяя лишь одно:
«Ты стара, зато богата,
Я бедняк, зато красив.
Ты — ничуть не прогадаешь,
Молодость мою купив!»
Но мольбы мои ответа
Не нашли, увы и ах!
На курорт старуха едет,
Я остался на бобах.
Карта бита, и другой мне
Остается интерес:
Где подписчиков найти бы
На журнал мой, на «Прогресс».
Подтянувшись, в путь-дорогу
Отправляется герой,
Хоть залатаны ботинки,
А брючонки с бахромой.
Но, однако, суть не в этом,
Если пред тобой пиит —
Ты смотри ему в глаза: лишь
В них талант его сквозит.
Дамиан легко и бодро
В дверь отеля постучал,
Где вчера остановился
Богатей провинциал.
Дамиан тихонько стукнул,
Кто-то молвил: «Пусть войдет!»
Дамиан с листом бумаги
Сделал два шага вперед:
«Ваша милость, мы в журнале,
Чтоб постигнуть жизни суть,
Выбираем путь прогресса
Ровный, гладкий, мирный путь.
И поскольку патриотом
Вас признал народа глас,
Мы вас просим быть почетным
Председателем у нас!
Протокол… Единодушно…
Не оставьте нас своей
Милостью… благоволите
За подписку… Двадцать лей!..»
Но в ответ ему: «Позвольте!
Я об этом уж слыхал.
Мне вчера о том же самом
Говорил другой нахал!»
И поэт с убитым взором
Шаркнул ножкой и ушел,
Ощущая уходящий
Под его ногами пол.
Город кажется пустыней
С раскаленной мостовой…
Что теперь с тобою будет,
Человечек молодой?
Дамиан, поэт нежнейший,
Наш скорбящий трубадур,
На открытую дорогу
Смотрит, горестен и хмур!