1886
Перевел А. Садецкий.
КАССИАН
Под серым, затянутым рваными облаками небом засыпает село в тишине сгущающихся сумерек. Кругом, подобно застывшим на дозоре великанам, поднимаются бесчисленные холмы, черной полосой окаймляющие свинцовый небосвод. Окрашенные медью заката, стоят на страже леса, и, словно осенняя мгла, в долину медленно опускается гнетущая холодная тишина.
На околице села, на фоне леса, словно вырастают из горы высокие красноватые стены сумрачной крепости. С грохотом захлопываются ее тяжелые ворота, и старинное здание погружается во мрак и безмолвие.
Несколько окон еще светятся в темноте, и лишь изредка звонкие, протяжные оклики часовых нарушают глубокое молчание ночи:
— Кто идет?.. Кто идет?.. Обход… Стой!..
За святыми монастырскими стенами, охранявшими в былые времена покой благочестивых монахов, — тюрьма.
Кассиан не может уснуть и в эту ночь. Растянувшись на рогоже, при свете лампы, отбрасывающей смутные блики на голые стены, он бодрствует, подложив кулак под голову, и не сводит глаз с потолка. В то время как его товарищи храпят, в его разгоряченном и не знающем отдыха мозгу проносятся рои негодующих мыслей и воспоминания о значительных, решающих событиях его несчастной жизни. Страдания не могли смягчить его нервный, жесткий, страстный характер. Человек упрямый и злобный, он становился тем упорнее и решительнее, чем больше препятствий вставало на его пути. Ему только двадцать восемь лет, но он уже побывал почти во всех тюрьмах страны.
Детство его было горьким и безрадостным. Матери своей он не знал. Она умерла от родов. Его отец работал на кирпичном заводе где-то на окраине Бухареста. Кассиан смутно его помнил: высокий, плечистый, с большими почерневшими руками, красным носом и длинными арнаутскими усами. Вечно хмурый и мрачный, он на улыбку ребенка отвечал руганью, а на плач — побоями. Кассиан помнит, как однажды ночью лежавший рядом отец тихонько встал, оделся, перекрестился, поцеловал его впервые в жизни и вышел, крадучись; мальчику было девять лет, и как все дети бедняков, он уже многое понимал; он проснулся, но от страха притворился спящим. На рассвете отец вернулся не один, а с двумя мужчинами, такими же рослыми, усатыми и угрюмыми, как он. Кассиан снова проснулся и снова притворился спящим. Все трое уселись на пол, выложили много денег и стали их делить. Они тихо разговаривали и то и дело шикали друг на друга, а мальчик с радостью слушал звон монет, подобный красивой песне… Но через несколько дней в их хибарку ввалились какие-то злые люди, — их было много, — схватили отца и навсегда увели от него. Кассиан остался на улице.
Его подобрал трактирщик и отдал в школу. Через два года он убежал и стал продавцом газет. Потом решил взяться за ум и поступил учеником в типографию. В восемнадцать лет он стал уже наборщиком. Из своих старых пороков он сохранил только страсть к картам и к вину. В одну прекрасную ночь он потерял в притоне под пассажем все свои деньги и весь кредит, которым еще пользовался; чтобы хоть сколько-нибудь возместить потерянное, он столько выпил за счет тех, кто его обобрал, что свалился без памяти. Очнулся он на другой день в сырой камере полицейского участка. Его отдали под суд за то, что он разбил голову одному из своих «друзей». Он отсидел месяц в тюрьме, а когда вышел оттуда, был испорчен окончательно и навсегда. С тех пор прошло десять лет, и за все это время Кассиан не пробыл на свободе и четырех месяцев. Строгие лица следователей и торжественная процедура судопроизводства были для него чем-то обыденным — простыми, скучными формальностями; только его шкура знала, сколько побоев пришлось ему вынести за наглое поведение во время следствия!.. Сейчас он был осужден по пяти статьям, и по всем расчетам ему придется отсидеть в тюрьме не менее пяти лет. Всего два месяца тому назад из-за попытки к бунту его перевели в Добровэц из тюрьмы Мисля. В этом отношении Кассиан был знаменит. Его присутствие в какой-либо тюрьме отнюдь не радовало ее начальника. Здесь же, в Добровэце, начальник оказался сухим формалистом, он ни на йоту не отступал от строгих тюремных правил, а так как Кассиан не хотел мириться с этими порядками, то между ними тотчас же вспыхнул конфликт. Для того чтобы в тюрьме выступить против властей, нужно сплотить вокруг себя очень сильную группу. Иначе ты пропал. Кассиан прекрасно это знал.
Он был высокий, сухощавый, с приятной внешностью и говорил, как хороший адвокат. Не прошло и двух недель со дня его приезда, как сто пятьдесят из четырехсот заключенных оказались на его стороне. В тюрьме из рук в руки передавалась написанная кровью «прокламация»: