Настроение Александра Александровича все улучшалось. Он стал подвижен, шутил и сам весело смеялся своим шуткам, лежал или ходил по комнате, без конца напевая.
— Колдовское тут убежище, черноглазая. Поработать захотелось. Уж не помню, сколько лет не тянуло.
После того как он растолковал Дуне, в чем заключается его работа, она, проникнув не совсем праведными путями в прежде занимаемый им павильон, достала стопку нотной бумаги и старую скрипку. В комнатушке телятницы стали раздаваться приглушенные звуки смычка. Александр Александрович под сурдинку наигрывал мотивы, затем отвыкшей рукой писал ноты, опять брался за инструмент, попеременно радовался и хмурился: было весело снова ощущать прилив сил, сутолоку забродивших в голове мыслей. Однако он очень скоро мрачнел, чувствуя, как трудно стало разрешать ему самые простые задачи гармонии и контрапункта.
— Не задумывайся, барин, обойдется все, наладится. Сходи-ка искупайся в речке, прохладись!
Он полюбил слушать ее голос, видеть, как медленно возникала на ее губах улыбка, светлело лицо в ответ на его ласковые слова. И иногда, вызвав ее на разговор, серьезно слушал.
— Мне что-то надоело одному гулять, да ты вот работаешь весь день. Где тебе полуночничать… — непроизвольно вырвалось у него как-то.
Он тут же понял, что сказал что-то значительное: у него, как в юности, чуть замерло сердце, и ему сделалось стыдно и хорошо вместе с тем.
— Я все равно не сплю, когда ты уходишь, — просто ответила Дуня.
Когда, близко к полночи, он собрался на прогулку, Дуня, тихо лежавшая на своей постели за кумачовой занавеской, легко поднялась и вышла к нему, оправляя ситцевое платье.
За порогом дома их охватила жаркая и непроницаемая июльская ночь. Где-то впереди глубокий мрак колебали зарницы, а вокруг трещали кузнечики и темнела свисавшая с безмолвных деревьев листва, чутко прислушивавшаяся к немой грозе. От невидимых стогов шел сильный, пьянящий запах сена.
В исходе зимы Александр Александрович обвенчался с Дуней — на этом настояла Юлия Владимировна. Узнав об их связи, она твердо заявила, что порядочный человек, соблазнивший девушку, обязан на ней жениться, кто бы она ни была. Петр Александрович с легким сердцем выехал из Петербурга в имение устраивать судьбу брата.
Уже около года дядя Саша сожительствовал с Дуней. К предложению жениться он отнесся равнодушно, с иронией человека, который уже окончательно убедился, что на свете нет ничего заслуживающего серьезного отношения.
— В самом деле, Петя, надо в первую очередь соблюдать благопристойность: человеческие судьбы, бесспорно, на втором плане, — сказал он, усмехнувшись. — И потом, знаешь, это так очищает душу: свечи, флердоранж, «Исайя ликуй»…
Петр Александрович огорченно взглянул на брата — ему хотелось верить, что он устраивает его благополучие. А главное, женитьба Саши представлялась ему единственным средством, которое может его спасти.
Гораздо труднее оказалось добиться согласия Дуни. Вначале она очень робела перед Петром Александровичем, но его простота обращения и искренняя благожелательность помогли ей высказаться откровенно:
— Саше скучно со мной, барин. Что я, ровня ему? Раз нельзя так остаться, прогоните меня совсем… Как бы он хуже не затосковал, женившись? Ведь он и сейчас сам не свой, как потерянный ходит. Мне-то видно…
Дуня понравилась Петру Александровичу. Он впоследствии всегда был на ее стороне, повторяя, что она настоящая русская женщина. У этого богатого делового человека были не совсем обычные для его круга мысли.
Дуня сдалась лишь после того, как с ней, по настоятельной просьбе брата, поговорил сам Александр Александрович:
— Никудышный я сожитель, Дунюшка, мужем буду совсем плохим, потому что внутри я весь пустой, понимаешь? Дать ничего не могу. Но мне с тобой будет лучше: я вот почти перестал пить, даже работать пробую. Вообще ты мне нужна: ты, Дуняша, верная, надежная. Жить так, без венца, нам не дают — не полагается, грех! Брат обещает выделить кое-что — ну, ежемесячно, что ли, давать, — я ведь нищий, имение из залога выкупил он, моего ничего не осталось. Да! Нас с тобой за границу посылают. Словом, настоящий будет медовый месяц и рай… из папье-маше. Не раздумывай, голубушка, соглашайся — от судьбы не уйдешь! Как-нибудь проживем…