В приезды Елены Андреевны к Балинским — она изредка навещала свою племянницу Юлию Владимировну — мы, подростки и дети, стайкой облепляли палисадник, глазея на великолепный выезд генеральши. Кучер вываживал разгоряченных лошадей, шагом проезжая взад и вперед по кленовой аллее возле дома, потом останавливался в густой тени деревьев, поодаль от крыльца, в ожидании приказания подавать.
Александр Семенович прогуливался тут же либо подолгу стоял на одном месте, уставившись куда-то в одну точку, недоступный и сурово сосредоточенный. Кто-нибудь из женской прислуги робко подходил к нему, приглашая зайти откушать чашку чая, выпить квасу со льда и посидеть в прохладе девичьей. Старый лакей коротко отказывался и продолжал свою одинокую прогулку неподалеку от коляски.
Ребят, издали за ним следивших, он вовсе не замечал. Однако из-за него мы не решались подойти к кучеру и попросить разрешения погладить лошадей или дать им сахару. Хмурая черная фигура Александра Семеновича могла хоть какой задор остудить.
Единственным, зато надежным и постоянным прибежищем Александра Семеновича стало накопление. С годами он сделался непомерно скупым и алчным. Сначала Александр Семенович попросту, по-мужицки мечтал скопить денег на клочок земли и зажить хозяином; потом решил купить в городе чайную или меблированные комнаты. Однако понемногу откладывание денег сделалось самоцелью. Его радовало, грело, бодрило и утешало сознание, что у него лежит в банке рентой и выигрышными билетами более пяти тысяч рублей. И он с увлечением приступал к накапливанию шестой.
Он никого в свои финансовые дела не посвящал, однако все догадывались, что у Александра Семеновича водятся деньги, и потому относились к нему с уважением. Даже генеральша не умела противиться чувству, похожему на зависть к своему лакею, так как сама, живя не по средствам, всегда нуждалась в деньгах и должала. Как-то, в очень трудный момент с просроченным закладом, Елена Андреевна, после мучительных колебаний, призвала к себе Александра Семеновича и упавшим голосом полупопросила, полуприказала дать ей взаймы триста рублей. Тут Александр Семенович проявил больше мужества, чем когда надо было отстоять свою любовь: робея в душе и мучаясь, он все же устоял — отказал своей барыне.
После этого случая их отношения, и прежде далекие от сердечности, стали вовсе холодными. Елена Андреевна не могла забыть полученный афронт.
Втихомолку подошла старость с ее немощами. Случалось, Степанида, наперсница генеральши, передавала Александру Семеновичу жалобы барыни на его неисправную службу; не раз в последние годы ему не удавалось без посторонней помощи влезть на козлы. Все осязаемее чувствовал он приближение того черного дня, когда генеральше понадобится искать ему замену, и с тоской думал, что придется расходовать скопленный капитал. Этот страх заставлял Александра Семеновича урывать деньги, где возможно, чуть не выпрашивать чаевые и все более нагло обирать генеральшу.
Из состояния полудремоты, полузадумчивости старого лакея вывело приветствие незаметно подошедшего к нему человека:
— Александру Семенычу наше почтеньице! С приездом, ваше степенство!
Возле него стоял дородный мужчина средних лет, в сапогах с голенищами бутылками и в застегнутой, несмотря на жару, добротной темно-синей поддевке. Здороваясь, он приподнял над головой глубокий картуз. На медно-красном, полном и лоснящемся лице мягкие, закрывающие рот усы казались сделанными из льняной кудели. На лоб спадали густые пряди русых вьющихся волос. Глаза смотрели зорко, точно сверлили. Подбородок был чисто выбрит.
Александр Семенович сразу признал Николая Егоровича Бурова, деревенского мясника, поставлявшего окрестным помещикам мясо, умевшего вовремя одолжить им деньги под хорошие проценты и надежное обеспечение, на лету купить березовую рощицу или заливной лужок. Он торговал и лесом, держал две мельницы, гонял обозы, брался за всевозможные дела и, приписавшись в гильдию, втихомолку скупал в уездном городе недвижимость. Богател этот делец сказочно быстро.
— Ты почему… Как сюда попал? — строго спросил Александр Семенович, не отвечая на приветствие.
— От приказчика Ильи Прохорыча прознал, — говорит, приехали-с и изволили пройтить осматривать порядки. Я подумал, надо свое уважение засвидетельствовать, да и потолковать кое о чем-с, — добавил Буров, так пристально глядя на важного старика, что заставил того поднять глаза.