Потом забрили сына. А после того приключилась новая беда: лошаденка сломала на мосту ногу. Тут уж стало очевидно, что, как ни ворожи, подняться больше не удастся. И хлопотать-стараться не о чем. Марфа по целым дням молчала, уставившись куда-то невидящими глазами, а Конон Степаныч вовсе отбился от дома и забросил остатки хозяйства — дневал и ночевал на реке.
Когда попадалась рыба получше, Конон Степаныч носил продавать ее к помещику за реку. Там приходилось подолгу простаивать на «галдарее» — узкой террасе с резными балясинами и тонкими колонками, тянувшейся вдоль летней кухни и кладовых, — и ждать, пока повар не отдаст-кому-нибудь снести в дом показать господам ведро с судорожно разевающими жабры линями, переложенными крапивой, или с желто-пестрой зубастой щукой. Проходя мимо, миловидная горничная в кружевной наколке и передничке, не таясь, брезгливо обходит его подальше.
Конон Степаныч чувствует себя здесь таким темным, лохматым и грязным, что не чает, когда можно будет уйти. Особенно смущает урчание грыжи.
Наконец ему выносят деньги. В растерянности он не смеет назначить свою цену. Не смеет и сосчитать полученное. Торопливо и неловко спускается он по лесенке, оставляя на полу лужу стекшей с него воды. Прилипшие к выложенной из ведра рыбе господские дети поднимают головы и с любопытством и некоторой опаской провожают его глазами, говоря между собой на непонятном языке.
На душе у него становится так гадко, вырученных денег кажется так мало, чтобы залатать все дыры, что он, не дойдя до дому, сворачивает с дороги и идет в верхний конец деревни, к шинкарю Павлухе Корневу. Иногда Марфа, издали провожавшая мужа, неожиданно появляется перед ним. Конон Степаныч сдается мгновенно — сует жене зажатые в кулак деньги и с бранью уходит снова на реку. Но если удастся добраться до шинка, он пропивает все, без остатка, хотя хмелеет сразу, тяжело и болезненно, от одного стакана сивухи, настоянной нюхательным табаком и перцем. Оставшись без копейки, Конон Степаныч униженно просит в долг. Но в долг ему никогда не дают, выталкивают вон, всхлипывающего и спотыкающегося.
— Тятька! А тятька! Мамка домой велела, — доносится издали детский голос.
Лишь после того как крик повторился несколько раз, чередуясь с протяжным свистом, Конон Степаныч сообразил, что это его зовут. Всмотревшись из-под ладони, он разглядел за сверкающей под безоблачным небом рекой своего меньшого — голубоглазого вихрастого Серегу. Увидев, что отец его наконец заметил, мальчик смолк и стал босой ногой срывать с ромашек цветы, пропуская стебли меж пальцев.
Плот, выбравшись из заводи, пересек реку и стал медленно приближаться к берегу, оставляя за собой расходящийся следок.
— Ну чего?
— Старостина дочка письмо принесла, — тихо сказал мальчик, не прекращая своего занятия.
Конон Степаныч от изумления едва не выпустил багор. Плот стало тихонько сносить слабым течением.
— Да ты что врешь! — наконец испуганно сказал он. Еще в жизни Конон Степаныч, слава богу, никогда ни от кого не получал писем, и в голове его такое событие не укладывалось.
— И не вру, тебе письмо, мамка велела приходить, — уныло повторил мальчик.
Конон Степаныч глубоко перевел стеснившееся дыхание и, ни о чем больше не спрашивая, молча пристал к берегу. У самого края воды воткнул в берег колышек с привязанной к плоту бечевкой и пошел к дому, подхватив багор и деревянное ведро с рыбой.
Серега, шедший несколько сзади, держал руку вытянутой так, чтобы по ней скользили, шелестя и щекотя кожу, колоски ржи, росшей вдоль стежки. Чуть не из-под ног вылетали жаворонки, казавшиеся вблизи большими птицами.
Деревня Кудашево, в одну длинную прямую улицу с шестью десятками дворов, расположилась по склону высокого отлогого холма, спускавшего полоски своих полей к просторному заливному лугу с заводью, где рыбачил Конон Степаныч. Этот луг был крестьянским. За рекой синел берег с помещичьим лесом.
Конон Степаныч вышел к своему неогороженному гумну и задами, мимо неухоженных яблонь прошел к дому. Прислонив багор к крыше, оставил ведро в сенях и вошел в избу. На давно не скобленном, почерневшем столе лежал конверт с едва умещенными на нем неровными строками и круглым штемпелем вместо марок.