Глаза Марьи блеснули чуть лукаво.
— Подводу Пугач дал? Нет! Зря и ходил к нему — разве такой посочувствует! За Бурова он расшибется, а почему? Тот обчеству по пятерке с подводы даст да ему по зелененькой, вот он и будет завтра всех трясти, ни одной лошади в деревне не оставит. Ты вот как сделай: лошадь я дам, а за телегой хоть к Семену Дутову сходи. Свою я в кузню отвезла — перетянуть колеса. Только ты, Конон Степаныч, не обижайся, я своего соседа, Василия Егорыча, договорила ехать. Ему с руки — из города себе кое-что заодно привезет. Тебе забот будет меньше, с лошадью не возиться.
Морщинистое лицо старой крестьянки светилось добротой и участием.
Конон Степаныч уже много веселее пошел к дому. Думал он о том, сколько отольет ему тетка Марья из припрятанной бутыли.
Недолго пошелестев колосьями спеющей ржи, предзакатный ветерок исчез. На широкое поле легла успокоенная тишина летнего вечера. Все кругом, скинув с себя яркие ситцы пестрого дня, потихоньку облекается в призрачные вечерние шелка. Плотнее к земле прижимаются запахи ржаного поля, становится слышнее медовое дыхание клевера и полевых цветов. Жаворонки, рыженькие в косых лучах солнца, допевают свои песни. С реки под горой отчетливо доносятся голоса, точно разговаривают рядом. Солнце над самым лесом. Замерли в бирюзовом небе клочки истаявших полуденных облачков. Длинная тень от горы покрыла луг, и темно-синий лес за ним сделался светло-зеленым. По опушке дальнего бора разлилось нежно-розовое золото.
После хлопотливых сборов и беготни, в которых приняло участие полдеревни, Конон Степаныч с Василием Егорычем Базановым, тихим, исправным седым мужиком, наконец выбрались проулком из деревни и потихоньку поехали по ровной дороге под гору.
Базанов был в суконном пиджаке и новых праздничных сапогах. Сидя над передним колесом со свешенными через грядку ногами, он беспрестанно подергивал веревочные вожжи и причмокивал. Невзнузданная сивая низкорослая лошаденка бежала медленно, туповатой рысью и так плавно, что дуга плыла над рожью не качаясь и шлея на спине лежала неподвижно. Вившаяся за телегой пыль не взлетала высоко, а, поднявшись до ступиц, сразу оседала на дорогу. Слегка постукивали колеса на хорошо смазанных деревянных осях.
Конон Степаныч сидел сзади, тоже свесив ноги, и смущенно оглядывал короткие рукава своей застиранной, слинявшей рубахи. Сняв картуз, он растопыренными пальцами приглаживал взъерошенные волосы.
Оба седока молчали, еще не найдя подходящего повода для начала разговора.
На крутом спуске покатили шибче, и хомут стал налезать на глаза упиравшейся лошади. Наконец накатывающаяся телега пересилила, и мерин понесся вскачь.
— Держись, — крикнул Базанов, натягивая что есть силы вожжи и заваливаясь назад. Конон Степаныч ухватился обеими руками за грядку. Телегу подкидывало и бросало, как погремушку, хотя дорога была по-прежнему гладкой. Взвилось облако пыли, все загремело и замелькало кругом. В рожь шарахнулась шедшая впереди женщина. Седоки узнали Ольгу.
Под горой дорога выходила к реке и шла вдоль нее по узкому кочковатому лугу, поросшему редким лозняком. Это место никогда не просыхало, а осенью, сколько ни валили сюда фашиннику, становилось непроезжим. Лошадь пошла шагом, и телега заныряла в глубоких колеях, со стуком раскатываясь на длинных осях. Издали стал доноситься ровный, все нарастающий шум воды на плотине.
— К садовнику пошла, не иначе, — прервал наконец молчание Конон Степаныч, когда они миновали топкий участок.
Базанов не ответил, видимо почитая обсуждение бабьих дел неподобающим разговором для степенных мужиков. Беседа не завязалась. Впрочем, теперь, когда лошадь осторожно ступала по крупным камням, укреплявшим берег у плотины, трудно было разговаривать в глухом реве воды, свергавшейся с саженной высоты. Оба мужика сошли с телеги. Лошадь рысью взобралась на мост по крутому въезду, цепко упираясь подкованными передними ногами о прыгающий, точно клавиши, мостовняк, весь измочаленный копытами и шинами колес.
Справа, почти на уровне моста, в промежутках толстых стоек плотины виднелась вода. Лишь небольшие морщинки вокруг них показывали, что спокойная на вид вода в действительности стремительно течет под мост. К плотине изредка подплывали травинки, веточки. Движение их постепенно убыстрялось, пока они как-то вдруг не соскальзывали вниз, мгновенно исчезая в кипящей под ногами пучине.