Ольга подошла к двери. Убедившись, что она заперта изнутри, постучала и стала слушать.
Никто не отзывался. Тогда Ольга обошла оранжерею, потянулась через высокую крапиву к крохотному окошку и поскоблила ногтем стекло. За стеной послышалось движение.
— Это я, Ольга, — сказала она шепотом.
В дверях забелела фигура человека в нижнем белье. Он зевал, придерживая одной рукой скобу, точно загораживая вход.
— Чего ты, Оля? Что это ты пришла? Ведь мы уговорились на завтра. Я тут случайно заночевал, в деревню собирался.
Голос Андрея звучал мягко и равнодушно, как у внезапно разбуженного и еще не совсем проснувшегося человека.
С порога он посмотрел на звезды, определяя время. Большой веселый рот его слегка прикрывали светлые усики. Редкие волосы над покатым лбом с глубокими залысинами торчали во все стороны. Глаз его не было видно.
— Небось слышал, письмо пришло: завтра Василий вернется, нынче за ним поехали, — наконец едва слышно, запинаясь, ответила Ольга, с усилием выговаривая каждое слово.
Она стояла возле двери у приступки, понурая, скорбная, с повисшими вяло руками и склоненной головой. Андрей смотрел на нее сверху.
— Что, что? Как завтра? Да неужто? Вот так-так! Как же это?
Он еще днем узнал о возвращении Василия, но все еще не мог решить, как ему поступить с Ольгой.
— Теперь, пожалуй, и к себе больше не пустишь? Так, что ли? — глухо выговорила она.
— Да нет, почему же? Заходи, Олюшка, заходи, моя милая, поговорим по-хорошему. — Голос Андрея звучал привычно ласково и приветливо, как всегда, когда он разговаривал с женщинами.
— Ну вот так, отдохни, — сказал он, замкнув за Ольгой двери и усаживая ее на койку. Андрей стал шарить на столике, нашел свернутую цигарку и чиркнул спичку. На мгновение осветилось его озабоченно нахмуренное лицо со сдвинутыми бровями.
— Так-то вот, — протянул он, выпуская большую затяжку.
— Я к тебе пришла… сказать…
Голос изменил Ольге; громко, по-ребячьи всхлипнув, она навзрыд заплакала, уткнувшись головой в подушку.
Подсев к ней, Андрей привлек ее к себе и стал, лаская, утешать:
— Ничего, моя хорошая, обойдется все… Как-нибудь да сойдет. Ну — покричит, бранить станет, не без того, может, и рукам волю даст, а там все перемелется! Им, помни, без тебя зарез! С хозяйством некому управляться.
Говорил Андрей долго, тихо и участливо. Ольга, слушая журчание ласкового голоса, перестала плакать.
— Пожалуй, и в самом деле… Чего очень-то убиваться! — заговорила она спокойнее. — Если доймут, так что невмоготу станет, я, Дрюша, от них уйду. Сюда прибегу. Барин тебя любит — попросишь взять меня на скотный или птичницей. Брошу деревню, здесь стану жить…
По мере того как Ольга успокаивалась, и к Андрею возвращалась рассудительность.
— Пожалуй, так, милая, нам трудно будет устроить. Твой муж здесь жить тебе не даст, будет приходить, скандалить… Этого нельзя. Да и мне как к барину идти просить? За кого? Если бы не знали…
— Как же так, Дрюшенька? Помнишь, что ты говорил, когда меня добивался? Ведь я для тебя на все пошла, всем решилась… Добром не отпустит муж, на развод пойду, я его… Эх, постылый, — там не остался, воротился, хоть и без ноги…
— Молчи, Ольга, разве можно такое говорить!
Андрей всполошился. Его стали тревожить возможные последствия необдуманных поступков Ольги. Ему, несомненно, было жалко ее, и уж во всяком случае он не желал ей плохого. Хотелось только, чтобы все обошлось мирно и главное — не задело его интересов.
— Повинись, раз так вышло, будь с ним поласковей, уважай. Помнишь, ты рассказывала, что он тебя любил, ревновал, ты же никак не покорялась, на ласки его не шла.
— Ах, — чуть не со стоном вырвалось у Ольги, — да могла ли я на них идти! Нет, Андрей, не знаешь ты нашей бабьей доли, не понял ты, почему я к тебе пришла. Ведь он разве за человека меня считал? Так только — в постели когда отойдет, помягче станет, да и то… — Ольга вздрогнула. — Меня свекровь поедом ела — невзлюбила меня с первого дня, не по нраву ей пришлась, да и не рожала, видишь. Василий хоть бы раз заступился! Видит, я себе губы в кровь искусаю, чтобы смолчать, только посмеивается! Не смей ей, говорит, ни в чем перечить, она мне мать!
— Он тебе муж как-никак, — строго перебил Андрей. — Развод — да кто тебе даст его? Только сраму наделаешь. Да и я — сама знаешь — по рукам и ногам связан: семья, ребятишки. Жена не лапоть, Олюшка… Да ты куда встала? Еще ночь, посиди.
— Нет, не держи меня. Я пойду, — сказала она тихо, отстраняясь. — Прощай, Андрей, — уже с порога обернулась она к нему. Он продолжал сидеть. — Не поминай лихом.