Ливень хлынул сразу — после первых крупных капель полились сильные косые струи. Мгновенно образовавшиеся лужи пузырились у ног сразу промокшей Елены Андреевны. Жмурясь от потоков воды, спотыкаясь и скользя, она продолжала идти. Прилипшее к ногам и отяжелевшее платье затрудняло ходьбу. Старуха машинально бормотала молитву:
— Господи помилуй! Богородица дева радуйся… Степанида, Александр, да где ж они все?
Молния ударила совсем близко, осветив парк белой вспышкой. Одновременно раздался неимоверный треск. Позади генеральши что-то рухнуло, точно упали колонны Исаакия. Елена Андреевна споткнулась и упала бы, не подхвати ее чьи-то руки… Еще кто-то накинул на нее сзади бурнус.
— Экая беда, ваше высокопревосходительство, да как же это барин вас одну оставил? Мы располагали, что он приведет вас до грозы, — торопливо оправдывалась Степанида. — Вот несчастье-то, и надо было такой грозе… Илья, Илья, держи ее высокопревосходительство хорошенько.
— Мы до чего перепужались, ваше высокопревосходительство, — заговорил приказчик, едва переводя дыхание: он только что бежал во весь дух. — Ведь молонья эта в генеральскую липу угодила, как есть всю расщепила… Ну, быть чему-то, такая уж примета…
Генеральша, повисшая на его руках, едва ли что слышала. На этот раз она действительно нуждалась в поддержке.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
НОВЫЙ ХОЗЯИН
Ступая по хрусткому льду подстывших луж, Николай Егорыч Буров, более обычного красный от студеного ветра, скрипевшего и позванивавшего в черных, обледенелых ветвях лип, шел широким и быстрым шагом к барскому дому. Недовольно хмурясь, он приглядывался к чьим-то следам, четко отпечатавшимся на жесткой изморози. За ним, в дубленом полушубке и поярковых сапогах с калошами, поспевал на своих коротких ногах Илья Прохорыч — бывший приказчик генеральши Майской. Несмотря на добротную одежду и окладистую степеннейшую бороду, что-то во всей его фигуре и походке выдавало малодушный страх. Он, видимо, робел — сощуренные глазки беспокойно бегали, в движениях, какими он беспрестанно поправлял то шапку, то кушак, сквозила суетливость. В левой руке он нес связку ключей, побрякивавших на сыромятном ремешке.
— И кому тут понадобилось шляться? — зло ворчал Буров. — Кажется, ходить сюда незачем…
— Не иначе сторож Митрий. Он кажинную ночь усадьбу обходит, — оправдывался приказчик.
— С каких это пор твой Митрий в калошах щеголяет? — язвительно перебил его Буров.
К крыльцу подошли молча. Дом с окнами, заколоченными досками, глядел угрюмо. Сухо шелестели, раскачиваясь на проволоках, узловатые, перекрученные стебли побитого морозом винограда. Забежавший вперед Илья торопливо выбрал из связки бронзовый ключ и стал отпирать замок. Буров с крыльца внимательно осматривал дом с уходящими влево колоннами на квадратных цоколях из тесаного камня, и деревянный балкон между ними: темно-коричневая краска балясин и обшивка облупилась и осыпалась, кое-где свисали концы отставших досок. По штукатурке колонн расползлись темные пятна потеков с желтоватыми краями.
— Все тут у вас гнило, течет, небось двадцать лет не красили. Крыша как решето, починить, идолы, не могли, — вдруг прорвалось раздражение Бурова. — Штукатурка отстает, эхма, хозяева! Ну что там? — нетерпеливо окликнул он возившегося с замком приказчика.
— Заржавел, должно быть, что-то ключ не провертывается… Сию минуту продую… Хозяина пускать не хочет… — попробовал пошутить Илья Прохорыч.
— Захочет, — уверенно бросил Николай Егорыч и подошел к двери. — Дай-ка я. — Отстранив Илью, он нажал на ключ и повернул. Замок негромко щелкнул и подался сразу. Буров еще подозрительнее взглянул на приказчика, упорно рассматривавшего что-то у себя под ногами.
Массивная филенчатая дверь, тяжко скрипнув, отворилась. Из темной прихожей потянуло сырым холодом.
— Топор прихватил? Ступай, по доске в каждом окне отбей, а я наверх пойду, там окна не заколочены, — распорядился Буров и вошел в дом.
Чиркая спички, Николай Егорыч кое-как добрался до деревянной лестницы в коридоре. Ступени нещадно заскрипели под его грузными шагами. Поймав себя на том, что ступает, стараясь не шуметь и невольно прислушиваясь к обступившей его хмурой темноте, Буров не на шутку осерчал: что он, в самом деле, не хозяин тут, что пробирается крадучись, точно боится кого-то потревожить? Да завтра же, если вздумает, сломает весь этот гнилой сундук, шут его возьми, и продаст на дрова!