На базарной площади не было и признаков торга. Лавки стояли запертые, на столах уличных торговцев пусто. Повсюду темнел неубранный конский навоз. Длинным строем тянулись у коновязей крестьянские дровни. Лошади, давно съевшие подброшенное им сено, понуро дремали с опущенными головами. Между ног их сновали голуби, ходили осторожные вороны.
Возле высокого каменного крыльца городской думы, глядевшей на площадь розовым фасадом с полуциркульными зеркальными окнами второго этажа, чернела большая толпа. К ней, кое-как привязав мокрых, поводящих боками лошадей и бросив без присмотра сани, берестовый кошель со скудным мужицким дорожным запасом, а то и скинутый армяк, устремлялись подъезжавшие со всех сторон мужики, некоторые в сопровождении баб в сборчатых нагольных шубах и туго обмотанных шалями. Спешили сосредоточенно, молча. Иной дед, не бегавший, вероятно, около полувека, трусил неуклюже через площадь, подобрав полы тулупа. Крестьяне точно боялись опоздать к чему-то очень важному.
На верхней площадке каменной лестницы думы, с нарядной балюстрадой, стояла группа хорошо одетых горожан и несколько военных. Кто-то из них обращался к толпе с речью. Смутно доносились отдельные слова. В теснившейся к площадке толпе было более всего мещанских чуек, длиннополых, наглухо застегнутых пальто, перешитых из купеческих кафтанов прошлого столетия, попадались отороченные поддевки и шубы с дорогими воротниками, а изредка и шинели гимназистов. Выделялся грузный рослый дьякон в необъятном енотовом тулупе, стоявший копной с задранной кверху бородой. Лицо его с широко открытым ртом выражало непомерное изумление.
Солдатских шинелей в толпе почти не было. Зато все прибывало мужицких полушубков, зипунов, домотканых армяков со стоячими высокими воротниками, на манер боярских охабней закрывавших затылок. Всегда робевшие перед горожанами и уступавшие им дорогу крестьяне нынче вели себя непочтительно, перли, толкая, поближе к крыльцу, не обращая внимания на воркотню обидчивых мещан. И лошаденок-то своих они гнали не жалея, порожнем примчались в город, бросив домашние дела, лишь бы своими ушами услышать: что же теперь будет без царя и как распорядятся с землей? В настроении крестьян сквозило крайнее нетерпение, видна была готовая прорваться озлобленность, точно они заранее ожидали, что их постараются обмануть. Напускная смелость скрывала внутреннюю неуверенность: ох, подведут господа! Хоть и свалили царя, но уж наверняка для себя старались, и вряд ли что от них перепадет мужику.
Рядом с дьяконом стоял высокий старик в овчинном изношенном тулупе и низко надвинутой ямщицкой шапке. Он опирался на длинное кнутовище и через головы других пристально, с мучительным напряжением, смотрел на оратора. Выступал представительный плотный человек в кенгуровой шубе с бобровым воротником. На носу его поблескивало пенсне в золотой оправе. Мягкий жест руки в коричневой замшевой перчатке, изящно державшей соболью шапку с темным бархатным верхом, благородная осанка, холеное лицо, искусно подстриженная квадратная борода — так удивительно было все это видеть на базарной площади, заполненной разношерстной толпой. Голос у оратора был приятный, с бархатцем, слегка грассирующий. Владел он им отлично, говорил уверенно, плавно, умело, где нужно усиливая интонации.
— Граждане! Дорогие свободные граждане свободной России! — прочувствованно и задушевно восклицал оратор. — В счастливый день объединения всех сословий и состояний, когда все мы горим единодушным порывом оправдать возложенную на нас истерзанной лютым врагом Россией ответственную священную миссию, я позволю себе призвать вас к исполнению долга нашего перед общей матерью-родиной. Отныне народ передал верховную власть в стране в руки своих избранников — Государственная дума сформировала Временное правительство, облеченное всенародным доверием и ответственное перед всеми нами. Одним из первых мероприятий новой власти, озабоченной будущим устройством отечества нашего, было назначение комитета по подготовке выборов в Учредительное собрание. На земский сбор съедутся лучшие люди со всех концов страны — выборные от землевладельцев, торгово-промышленного сословия, духовенства, крестьянских общин, от городов и сел. Им передаст бразды правления наше правительство. И скажет: «До вас донесли мы нерасплесканным и хрустально чистым драгоценный фиал свободы! Отныне вам надлежит решить — какой быть России дальше, установить форму правления! Законодательствуйте, как древние афиняне, закладывайте незыблемые основы процветания нашей любведостойной матушки Руси на тысячелетия!» Но… не пришло еще то время. Мы, как покорные сыны великой матери, должны терпеливо ждать, не допуская никакой необдуманной ломки. Разве мы осмелимся огорчить ее, легкомысленно увлекаясь новшествами, пока она в слезах и крови… Пока у порога нашего стоит вооруженный до зубов лютый враг! С факелом и кинжалом в руке стремится он ворваться в наш светлый дом, на наши родные пажити, сеять всюду смерть и разорение, задушить в колыбели прекрасное дитя — свободу. Перед нами сейчас одна главная задача…