Он осекся. Базанов продолжал стоять на коленях, не открывая лица.
— Встань сейчас же, встань, это что такое? — вырвалось у Балинского с искренним раздражением. Он вдруг понял, что в униженной, обреченной позе мужика есть что-то оскорбляющее и его достоинство.
— Ты что, оглох, слышишь, что тебе сказано? — выскочил вперед Владимир и толкнул порубщика в плечо. Тот качнулся и, чтобы не упасть, уперся руками в пень, открыв при этом лицо, выражавшее предельное отчаяние и стыд.
— Не смей его трогать! — с испугом крикнул Петр Александрович и тут же открыл рот от изумления: — Василий? Это ты? Вот это да! Базанов, боже!
Он был потрясен, не верил своим глазам, не знал, что сказать: если такие благонравные и кроткие мужики едут к нему в лес, значит… значит… Петр Александрович даже побледнел.
Базанов медленно, неуверенно поднялся и стоял потупленный и сникший, опустив руки-плети. Казалось, прикажи ему сейчас Балинский повеситься на собственных вожжах — он пошел бы выбирать сук.
— Как тебе не стыдно, Василий, — с неподдельным возмущением начал Балинский. — Как ты пустился на такие дела? Ведь это же воровство, настоящее воровство! Если бы к тебе кто-нибудь в клеть забрался, что бы ты тогда сказал? Очень стыдно, я за тебя краснею. Ну что с тобой делать?
— Грех попутал, Петр Ляксандрович, теперь воля ваша, — выдавил из себя едва слышно Базанов.
— Вот именно — ваша воля! Надо было раньше думать! Немедленно уезжай, сейчас же! Чтобы это было в последний раз. Иначе… иначе…
— Папа, его надо проучить, — не вытерпел Владимир.
— Примерно наказать, чтобы другим неповадно было, — поддержал друга молчавший все время фон Ховен, подтянутый и вылощенный молодой человек с холодными глазами.
— Я сам знаю, что делать, — оборвал его Петр Александрович, как раз в эту минуту совершенно не знавший, что предпринять: нельзя простить, но еще немыслимее наказать такого беззащитного, распластанного мужичонку… Вот история! — Не знаю, кто тебя научил, дурной пример подал, — наставительно продолжал он. — По этой дорожке пойдешь, недолго и в тюрьму попасть! Надеюсь, что ты одумаешься и этого никогда больше не повторится. Обещаешь? Так вот… да…
Базанов не отвечал. Балинский мялся. Вдруг он нашел выход.
— Эти бревна свези на усадьбу. Сдашь приказчику. А где рубил, изволь убрать сучья, макушку, я не допущу такого безобразия в своем лесу. Хоть к себе увези. Теперь я пойду, а вы с ним ступайте домой, — обратился он к своим спутникам.
Петр Александрович поспешно удалился. Поступил он совсем не так, как хотел, и, очевидно, неразумно. Но что можно сделать? Балинскому было очень трудно признаться, что в нем зарождается страх перед деревней: тихий Базанов в роли порубщика казался грозным предостережением.
Пришибленный, словно на него навалились украденные им бревна, Базанов возился с осью, а потом грузил их нестерпимо долго. Усевшиеся в сторонке с папиросами барчуки соскучились и стали нехотя помогать ему. Брезгливо и бестолково, с обидными замечаниями, но все же они пособили мужику навалить и увязать бревна.
По тяжелой лесной дороге лошадь едва тащила, Базанов вел ее под уздцы и непрестанно понукал. Молодые люди шли поодаль и обсуждали происшествие.
— Твой батюшка, извини меня, судит очень неправильно. Все его розовые ожидания — это какая-то интеллигентская либеральная размазня. Чего можно ожидать от взбунтовавшихся хамов?
— Ну, положим, поднялось все общество…
— Это ты так судишь, потому что твой отец далек от правительственных сфер. Ты бы послушал мнение государственных людей, тех, кто был близок ко двору…
— Вот они и довели до этого карнавала! — воскликнул Владимир. — Авось нынешние окажутся умнее и тверже.
— Особенно душка Керенский, кумир будуаров!
— Противно слушать твое зубоскальство: Керенский за введение смертной казни, собирается отменить приказ номер один.
— Распустили, теперь поздно показывать когти. Нам, шер ами, остается одно — уносить ноги!
— Это дезертирство… Представь себе, — продолжал, после паузы, Владимир, — я на днях приступил к своему папахен, советовал перевести деньги за границу и самим всем уехать, хоть в Англию. Так что ты думаешь? Мне пришлось выслушать целую рацею: вывозить золото за границу, когда Россия напрягает все силы, чтобы сломить векового врага, не-па-три-о-тич-но, недостойно русского! Наш долг… и пошло, и пошло! Довел меня до мигрени. «Вам, юношам, следует вступать добровольцами в ударные батальоны Керенского…»