То, что просторечье означает как «выяснение отношений», между Ахиллом и Линой состоялось спустя лет тринадцать. Выяснилось при этом, что именно встреча с Ксеней повергла Лину в состояние едва ли не безумия. Она уже знала тогда, что беременна. И вот узнала неожиданно, что ждет ребенка от того, кто прежде, чем с ней, был в любовной связи с их общей подругой! В ее девятнадцать лет все разом стало черно, безобразно и безнадежно. И она уехала в засекреченный городок.
Ахилл спросил ее, вздохнув:
— Хоть теперь-то ты понимаешь, какая ты была дура?
Линин вздох был тем банальным и необходимым эхом, какое часто слышится в дуэтных формах (см. М. Вигдаров, «По мотивам письма», партия альтовой флейты, такты 65, 78 и др.):
— Не знаю. Но я понимаю по крайней мере, что очень тебя любила.
В небольшую паузу Ахилл вместил свое уважение к доброй памяти, чувству красивой и спокойной женщины, сидевшей перед ним. Затем спросил:
— Когда же я ее увижу?
— Можно завтра. Приходи на Чкалова часов, например, в одиннадцать.
Повторяя себе: «Идиот, идиот, чего ты так разнервничался?» — Ахилл назавтра, в одиннадцать, осознавал свое присутствие в некой далеком прошлом, которого не было никогда, потому что Лина тринадцати лет, какой он в прошлом никогда не видел, стояла перед ним и, строго глядя ему в глаза, говорила:
— Здравствуйте. Вы мой папа. Я — Майя.
Глава пятая
Теперь в дверях его расцеловала двадцатилетняя краса-девица; но, впрочем, он знал, — не девица, свои сердечные дела она ему поверяла, приезжая в Москву, бывало, для того лишь, чтобы рыдать у отца на плече или чтобы, напротив, потребовать от него разделить ее бурную радость по поводу новой, прекрасной, совсем-уж-совсем настоящей любви. И обычно приезжала на его музыку. Он любил сидеть на своих концертах рядом с дочерью. Иногда приезжала с Майей и Лина. На них смотрели — на них приятно было смотреть и пытаться при этом из слухов и сплетен свивать об Ахилле нечто романтическое: почему он не с ними? они почему не с ним? Любовь, любовь — кто-то был у Ахилла, но знали также, что он, приезжая в Питер, почти всегда останавливался на квартире, где жили Лина с дочерью.
Майя сняла и повесила шубу, потащила отца к дивану, усадила рядом с собой и стала в упор глядеть на него. Он этого не выдержал:
— Что случилось?
Она все так же напряженно на него смотрела, и он сказал:
— Поставлю чай.
Она мотнула головой:
— Потом. Подожди. Послушай…
Взяла его руку и начала перебирать и пересматривать его пальцы.
— Не удивляйся, но я не одна. То есть приехала не одна. И дело в том, что он иностранец. Ему нельзя на Чкалова, к нашим, ты понимаешь. А я…
— Где он? — спросил Ахилл.
— Здесь, на площадке. Подожди! — потянула она его за руку, когда он хотел быстро встать. — Дело в том, что… За мной, ты видишь ли, там, в Ленинграде, следят.
Она опять взялась смотреть на него в упор.
— Давно? — спросил он.
— Больше месяца.
— И ты знаешь, из-за чего?
— Из-за того. Обыкновенно: самиздат. Еврейское тоже. Ну, и еще кое-что… Ты Би-би-си вчера не слушал?
— Нет. Так что ты его не пускаешь сюда, своего иностранца?
— А ты пускаешь?
— Дура. Иди зови.
Она обрадованно вскочила и побежала к дверям.
— Вот. Это Джордж, — представила она Ахиллу высокого парня в тонком пальто и без шапки, с аккуратной прической, с небольшими, тоже аккуратно подстриженными усами, словом, вполне джентльмена. Ахилл подал руку и назвал себя. Джордж по-русски сказал:
— Мы с вами знакомы.
— Да, — подхватила Майя. — Отец, ты обещал нам чаю? Давайте сядем за стол, а потом уж начнем разговаривать.,
Она привезла ленинградских пирожных, чем была страшно горда. Джорджа, как оказалось, Майя тоже привезла с собой. Тот лишь вчера прилетел из Лондона и сразу же пошел к Майе. А теперь они здесь. Завтра ему обязательно нужно попасть обратно в Ленинград. Ведь Джордж приехал в Москву нелегально, оставив свою туристскую группу, его немедленно вышлют из страны, если узнают, что он здесь побывал.
Майя говорила беспорядочно, была возбуждена, а в глазах ее Ахилл читал что-то не очень хорошее, — загнанность, тоску, усталость. Он положил ей руку на плечо. Милый Джордж кивал и со здоровым аппетитом ел бутерброды.
— Вспомнил, — сказал Ахилл. — Вы были у Майи дома. Мы пришли после концерта. Вы, кажется, поете, да?