Работали больше часа, и, когда закончили, все почувствовали страшную усталость. Стали устраиваться на ночлег. Джорджу сделали постель на надувном матрасе, положенном на полу, Ахилл и Майя решили, что оба разместятся на диване-кровати, торжественно пообещав друг другу во сне не лягаться. Погасили свет, Джордж уже лежал, Майя начала раздеваться, и Ахилл в ожидании, пока она устроится, опять подошел к окну.
— Ну-ка, Майя, иди-ка сюда, — сказал он, глядя вниз.
— Зачем? Я уже в одной рубашке.
— Завернись в одеяло.
Она подошла, и он указал ей:
— Смотри: машина с подфарниками. Стоит как раз напротив нашего подъезда. Как ты думаешь, не твои ли это друзья?
Она взглянула и сокрушенно покачала головой:
— Ох, похоже! Значит, ленинградские гебисты нас передали здешним? Вот работают, сволочи, а? Джордж, ты слышишь? Нас проследили с самого поезда.
— Да, — невозмутимо ответил Джордж.
— Но, рассуждая трезво, нельзя, исключить, что это машина случайная, — сказал Ахилл. — Водитель ушел, забыв вы…
И в этот миг внезапно включились фары. Осторожно, пятясь задом, машина начала разворачиваться на тесном пространстве двора.
— Они! — радостно вскрикнула Майя. — Точно, что они! У нас горел свет, и они ждали, что кто-то может выйти. А сейчас, когда окно у нас погасло, они поняли, что все останутся здесь до утра. Поэтому уезжают, это у них стандартно.
— Ну и черт с ними, — сказал облегченно Ахилл. — Идем спать.
Они легли, но Майя продолжала говорить:
— Потом, конечно, вернутся, я думаю, уже часов с пяти тут кто-нибудь будет. Жаль, что Джорджа засекли. Теперь затаскают. Джордж, ты знаешь, ты теперь не можешь вывезти интервью.
— Понимаю, — откликнулся Джордж. — Я отдам кассету другому. Мне кто-нибудь поможет.
— Нет, — возразила Майя. — Мы ее даже не сможем везти в Ленинград. Мы в мышеловке. Нам некуда деваться. Они проводят нас отсюда на вокзал, а там, на Московском, встретят.
Бедные дети, подумал Ахилл о Майе и об этом симпатичном Джордже. Все из-за меня. Из-за моей дурацкой натуры. Писал бы ты квартеты и сонаты — чистую музыку и не касался бы грязной «Правды», — нет, всегда тебя несет куда-то, да-да, в тебе изъян, ты музыке не жрец, она тебе не бог, она для тебя не сама по себе, она не цель твоя, а средство — средство чего? для чего? для себя, для тебя, такого, какой ты есть. И куда же меня несет?
— Вставайте быстро, — сказал он. — Одевайтесь.
— Что? — пискнула Майя.
— Мы можем смыться, пока их нет, прямо сейчас. Попробуем добраться до Красного. Там ночуем, и оттуда вы — на поезд.
— Ге-ни-аль-но! — чуть не завопила Майя и, никого не стесняясь, вскочила. — Джордж, ты видишь, какой у меня отец?!
Первым вышел во двор Ахилл. Он прошел на улицу и, убедившись, что вокруг спокойно, вернулся, чтобы позвать ждавших его в подъезде. Довольно скоро остановили ночное такси, без большого труда сговорились с водителем, и меньше чем через час они уже были на даче. Здесь, по счастью, каждому была своя кровать и даже отдельная комната.
Утром после завтрака Ахилл рассказывал Джорджу об Эли Ласкове.
— У меня просьба к вам и к тем, кто знает мою музыку, — сказал Ахилл. — Я попросил бы вас, моих друзей, попытаться узнать, не осталось ли в Англии чего-то, связанного с Ласковом? Не сохранились ли где-то его рукописи? Бумаги, архив? Ведь Ласков застрял в Америке, оказавшись неожиданно отрезанным от Англии войной. Поэтому дома, в Лондоне, он многое мог оставить. Вдруг что-то найдется? И в любом случае — удастся что-то или нет — заранее за все спасибо.
— Мы будем делать все, — ответил Джордж.
У них было около двух часов свободного времени. На прогулку не пошли, чтобы не попадаться на глаза соседям. Майя читала, Ахилл и Джордж играли в бильярд. Выпив на дорогу кофе, оделись и ушли по пустынным улицам за поселок, на расчищенный от снега тракт, который вел к шоссе и к автобусной остановке. Дошли до нее за быстрые полчаса, разгоряченные и веселые. Солнце сияло, и было тепло. Автобус — пустой и мчавшийся почти без остановок, — прикатил их еще через полчаса к навесу станции метро, и затем уже, долго и нудно, с несколькими пересадками, добирались они под землей до вокзала.
До самого отхода дневного на Ленинград решили на платформу не выходить и сидели какое-то время в темном углу буфета. Уже у дверей вагона, когда Ахилл и Майя на прощанье поцеловались, Джордж вдруг заговорил:
— Почему я не хочу уезжать? Почему мне нравится с вами? Я буду почему-то вспоминать это навсегда. Музыка. Пение. КГБ. — Он засмеялся. — Как это непонятно. Прекрасная погода. Русская. Я уверен, что я вас люблю. Я хочу возвращаться. До свидания, Ахилл.