По-моему, это гениально.
10 сентября. Впечатление усиливается. Когда я гляжу на его милое вдохновенное лицо, на этот благородный пластичный жест, мне кажется, что я перестаю видеть его физически, а погружаюсь в его духовное состояние и переживаю его, как свое.
11 сентября. Хожу, как во сне: в ушах и в глазах только Ласков. Встретила Старика. Он согласен со мною в оценке его таланта.
15 сентября. «Хованщина». Потрясаюший спектакль. Ласков был в особом ударе. Я сидела в боковой правой ложе над сценой. Мне показалось, что он взглянул на меня и улыбнулся. Но это, конечно, мне только показалось. После спектакля я проходила мимо сцены. Ласков как раз выходил на вызов. Увидев меня, он схватил меня за руку, притянул к себе и, смеясь, спросил: «Ну, как?» — «Потрясающе», — смогла я только пролепетать, глядя от смущения ему в жилет. «Приходите всегда в кулису, когда я выхожу кланяться», — шепнул он и быстро ушел.
18 сентября. Ласков часто смотрит на меня во время исполнения. Он знает, что я всегда на своем месте, в нашей артистической ложе. Каждый раз я вижу, что лицо его серьезно. Боюсь, что ему неприятно, что я так «пялюсь» на него. Но у меня нет сил не пялиться.
19 сентября. Я теперь стою и жду его, как он просил, в первой кулисе. Уже по театру идет шипенье влюбленных в него дам: «Аня ведет себя неприлично, бегает за Ласковом». Мне все равно. Я никогда ни за кем не бегала, никем не увлекалась. Я в него не влюблена. Для меня он идеал артиста и мой учитель. Я люблю не его, а музыку, которая от него исходит, а я музыкант прежде всего. А потом только женщина? Смешно! Может быть. Слушая его, я поняла, как музыка близка к вечности. Время останавливается.
20 сентября. Нет его спектакля, и ничего нет.
23 сентября. Сегодня он был очень весел. По окончании спектакля стал разговаривать со мной в кулисе и неожиданно обнял меня одной рукой и прижал к себе. Я с изумлением на него взглянула, а он смеется. Я была очень возмущена, но из вежливости не сбросила руки. Не буду обращать внимания. Во-первых, у иностранцев так принято. Во-вторых, он настолько старше, что относится ко мне, как к ученице. Но мне все-таки очень неприятно.
24 сентября. Оказывается, он уехал в Ленинград. Как я счастлива, что встретила его. Мое восхищение этим великим артистом продолжает расти. Я рада, что со всех сторон слышу о нем только хорошее. Как о человеке тоже. Его все любят.
28 сентября. Ласков приехал, но только на один спектакль. Завтра он уезжает за границу. Сегодня шел «Онегин». Я не узнала ни оперы, ни певцов. Письмо, дуэль, последний дуэт были изумительны. Как это было тонко, как одухотворенно. Какое у него понимание Пушкина и Чайковского! Когда я бежала под сценой в раздевалку, в полумраке наткнулась на него. Он узнал меня и схватил за руку. «А, это вы!» — «Когда вы уезжаете?» — спросила я. «Завтра». — «А приедете?» — «В январе». И тут что-то произошло со мной. «Приезжайте! Приезжайте непременно!» — невольно вырвалось у меня. Мой голос дрожал, я готова была разрыдаться. Мне стыдно вспоминать свой порыв. Он мог принять его за заигрывание и кокетство. Анька! Возьми себя в руки. И держи себя строже. Дура!
1 октября. Ласков уехал. Ласков уехал. Ласков уехал. Но ненадолго. Но. Не. На. Дол. Го.
20 октября. Он в Вене. Прочитала в газете. Успех. И как хорошо говорит о своей работе у нас в театре, о высоком музыкальном уровне страны. Так радовалась, когда читала, как будто получила от него письмо.
6 ноября. Наступает праздник. А я думаю, что впереди еще два месяца. Так и вижу, как снова буду сидеть в нашей ложе, а потом бежать в кулису. Мне это очень грустно.
28 декабря. Вышла афиша: «10 января 1936 года. „Кармен“. Дирижирует Эли Ласков».
10 января. Мы кончили репетицию. Я увидела, что Ласков прошел в глубине сцены, окруженный артистами. Я спряталась за спины товарищей, чтобы не попасться ему на глаза! Долго возилась с нотами, чтобы дать ему уйти из театра. Но, надевая пальто, увидела, что он стоит у входных дверей и кого-то ждет. Я долго копалась, одевалась, куталась и, видя, что он ушел, двинулась к выходу. Дверь на улицу оказалась распахнутой, — это Ласков стоял и держал ее. «Ну, что же вы? Идите, я вас жду», — сказал он своим требовательным тоном. Я растерялась и обрадовалась, и бросилась к нему. Он схватил меня под руку, и мы торжественно прошествовали мимо театра. «Боже мой, мелькнуло у меня в голове, ведь на нас глядят в окна! Конец моей репутации».