— Какими судьбами? — спросил он.
— Хочу посидеть на твоем уроке. Ты пустишь?
— С чего это ты вдруг? — искренне удивился Ахилл. — Но, впрочем, некогда, я должен начинать. Заходи, устраивайся где-нибудь в конце.
Это был урок в четвертом классе. Ахилл начал с обмена приветствиями: в ре мажоре — снизу вверх, от тоники до пятой ступени — пропел он им свое: «Здрав-ствуй-те, мы бу-дем петь?» — и класс ответил ему обратным ходом вниз: «Здрав-ствуй-те, мы будем петь!» — и, конечно, кто-то схулиганил, спев «не бу-дем петь!» — он быстро сказал: «Не хочешь, не пой» и перешел к ми мажору, предложив им вопрос «Что сегод-ня бу-дем петь?» — указал на одну из девочек, она ему тут же ответила, легко подхватив предложенную тональность, — «Я е-ще не зна-ю», Ахилл же снова задал свой вопрос уже как бы жалостливо, потому что спел его в миноре, дети заулыбались несколько растерянно — уж больно неожиданной была метаморфоза, и Ахилл сказал им: «Ага, попались! Ладно, давайте сначала похлопаем», — и он стал показывать им карточки с изображениями нот — четвертных, восьмых, пауз, быстро чередуя их. «Раз-два! Раз-два!» — негромко считал он, дети в заданном им темпе ритмично хлопали, выдерживая меж хлопками длительности нот. Ахилл ускорил темп, усложнил ритмические фигуры, затем, показывая карточки, стал, не убирая их, выстраивать картонки одну за другой на полке доски, так что получалась длинная ритмическая фраза. Он велел каждому прорепетировать ее самостоятельно, чуть подождал, послушав разнобой хлопков, затем скомандовал: «Внимание! Все вместе — начали! Раз-два!» Пошли и сбились, начали сначала — и четко, слаженно и весело «прохлопали» всю фразу. «Ох, и молодцы вы сегодня!» — сказал им Ахилл. Они были счастливы. Затем началась возня и поднялся шум: был раскрыт шкаф с инструментами — барабаны, треугольники, металлофоны, бубны, маракасы, продольные флейточки — «дудки», и хитрый Ахилл, не спеша, со снисходительной улыбкой — мол, эх вы, малыши, радуетесь игрушкам! — начал все это хозяйство раздавать своим ученикам, при этом он лениво спрашивал — ну, что тут у меня? а, бубен, ну, кому? — мне! мне! — тянулись руки, он будто думал и вручал как будто нехотя, — ну, так и быть, Алеше бубен, только если будешь колошматить, как в тот раз, я отберу, понятно? — у тебя на «раз», на «два» пауза; теперь вот этот барабан… тебе? — бери, а что играть, ты помнишь? ну-ка, покажи… (тата-та-та, та, та) — молодец, только не торопись; теперь металлофон, пожалуй что, возьми ты, а флейты… флейты тем, кто не кричит, не вопит и не прыгает, тебе и тебе — дал он флейты двум девочкам.
— Внимание! Настроились! — Ахилл взял несколько аккордов на рояле. — Оркестр готов? Певцы готовы? — Учитель стал строгим и собранным. У него теперь был вид гипнотизера. — Полминуты тишины. Никто не двигается, даже не улыбается. Каждый вспоминает свою партию.
Еще до каникул они сочинили довольно глупое действо, в котором присутствовали разные животные, производившие разные звуки, но животные эти являли себя не в своих привычных ипостасях, а «навыворот», так что КОРОВА у них была АВОРОК, и она всех учила, издавая непрерывное У-УМ!.. У-УМ!.. — черный ВОРОН стал у них НОРОВ, он «все время, как дурак, повторял РАК-РАК, РАК-РАК», а некий, очень веселивший всех ХУТЕП без конца взлетал на сук и кричал УКЕРАКУК. И так далее. И вот теперь, уже в январе, опера «ТОРОВЫВАН» (то есть «НАВЫВОРОТ») перешла от стадий сочинения и запоминания к «прогонам»: ребята репетировали, добивались, так сказать, наилучшего исполнительского результата.
Ахилл взмахнул рукой — и у них пошло-поехало! — стук и гром, и пауза, и стук, и треск, и звон, грохот, хохот, барабан — увертюра! — вдруг две флейты в тишине, и вступает хор: летний день в деревне, огород, сарай и двор. Тут-то все и происходит, кто-то ходит, кто-то бродит, то кричит, а то рычит. Либретто было продумано только в общих чертах, и были придуманы только главные темы — «портреты» героев, как у Прокофьева в «Пете», также частично придуманы были и тексты, но весь ход действия определялся импровизациями — солистов и групп детей, поющих и играющих на инструментах. Конечно же, всем этим управлял Ахилл, но не всегда успешно: детишки без конца рвались из-под его контроля, и он давал им максимум свободы — за счет, как справедливо говорилось средь учителей, элементарной дисциплины. Что делать, ребятишки перевозбуждались, Ахилл, случалось, выставлял особо расходившегося в коридор — остыть и отдохнуть. Но в этот раз все шло неплохо, впервые оперу прогнали до конца без перерыва, и тут Ахилл им преподнес сюрприз: