— Почему за вас не предложили тоста? Вы лжеименинница. Правильно?
Она медленно стала краснеть и кивнула.
— Я все равно пью за вас. — И он выпил рюмку холодного мукузани.
— Я тебе сказала? — обратилась она к Эмилю, и Ахилл поразился пыланию гневных огней, засверкавших в прекрасных очах романтической девы.
— Что ты сказала? — спокойно вопросил Эмиль.
— А то!.. Что только идиот не догадается, а идиоты нам не нужны!
Повисло напряженное молчание, и вторая девушка — пышная милашка — сказала с плачущей интонацией:
— Опять ругаемся. Ну, если Эмиль думал, что так будет лучше, что из этого?
— Эмиль, не делай из меня дурака. Я могу встать и уйти, — твердо сказал Ахилл. — Или ты сейчас же объяснишь, что происходит и зачем ты меня позвал.
Эмиль всегда был тем хорош, что умел легко рассмеяться и сказать что-нибудь примирительное.
— Извини, Ахилл, это вышло, действительно, глупо. Не дуйтесь, девчонки. Дело вот какого рода… — Он стал серьезным и стал говорить выразительно и толково, это он тоже умел.
Все здесь собравшиеся, сказал Эмиль, члены сообщества. Ахилл приглашен для знакомства. Лина Волынская, Ксеня Орлова, Боря Кострин, Юра Черновский, Марик Вахтман. Догадайся, как мы себя называем. Четыре буквы — КВЧД. Похоже на КВЖД, сказал Ахилл. Дайте подумать. Он взял на вилку селедочного паштета, положил его на хлеб и до того, как откусить, догадался: «Кто Виноват — Что Делать». Чем и потряс присутствующих. Я же говорил, что он гигант, нежно глядя на Ахилла, сказал Эмиль. Дань литературе, как видишь, продолжил Эмиль. Основное, конечно, — что делать. Но пока только теория. Мы начали с утопистов. Кампанелла? — спросил Ахилл. — Я его не читал, у вас есть? Есть, сказала Волынская Лина, я вам дам. И посмотрела на него прямым внимательным взглядом. Эмиль, однако, уточнил: нет, мы начали не с Кампанеллы и не с Мора, это слишком уж далеко и слишком, как бы сказать, утопично. Мы занялись Фурье и Оуэном. Правда, не в оригиналах, а в изложениях, дореволюционных, но ничего, книжки подробные, без вранья и болтовни. Сейчас мы на втором томе «Капитала». Ого, сказал Ахилл, а первый? Эмиль ответил, что первый они осилили. В общем, должны дойти до Сталина, Троцкого, Грамши и Мао Цзедуна.
— Теперь самое главное, — сказал Эмиль. — О нашем сообществе никому не известно. Мы, в общем, тайное сообщество. Прежде чем продолжим, — ты можешь дать честное слово, что?..
— Конечно, — кивнул на это Ахилл. — Честное слово. Я понимаю. — И чтоб не осталось недомолвки, сам же спросил: — Вы меня приглашаете в группу?
Он задавал вопросы, ему отвечали, чаще Эмиль, другие были менее активны. Ахилл сознавал, что, по здравом рассуждении, лезть ему в это дело не следовало. У него был институт, были занятия гармонией и скрипкой, — откуда возьмет он время читать тома «Капитала», конспектировать, заучивать и готовить доклады? Но здравые рассуждения — то, чем обычно руководствуются люди зрелых лет, — в восемнадцать или вовсе не приходят в голову, или, как это чувствовал сейчас Ахилл, кажутся трусостью, предательством, малодушием и лишней осторожностью. К тому же на него смотрели две девушки, одна взыскательно, другая с радостной улыбкой, — Ксене он явно понравился, смотрели трое ребят — с деланным равнодушием, но настороженно и ревниво, смотрел на него и Эмиль — с видом давнего знакомого и опекуна, и потом, как же быть с честным словом? — дал уже как будто обет, уже как бы и связан общей порукой, — можно ли так вот уйти — будьте здоровы, братцы, я не с вами?! И тогда прощай знакомство с Эмилем, чего Ахилл никак не хотел. С ним было интересно. В их разговорах об искусстве всегда происходили неожиданные повороты: количество информации, поле воздействия, разрешающая способность, статистические модели… А вопрос «что делать?» и его касался, как же иначе? Где он жил? При каком режиме? Не должно разве все это кончиться, — где-то вскоре, как раз к их повзрослению, к окончанию вузов, когда войдут они все в жизнь, — те, кто не молились на Сталина, не доносили на шпионов и троцкистов и не проходили партийные чистки? Все сделается нашими руками, и мы должны быть к этому готовы. И прежде всего — узнать все самим, не по этим дурацким учебникам основ марксизма. От первоисточников к собственным мыслям — и к делу. Об этом уже столько раз говорилось во время прогулок с Эмилем. И Ахилл сказал: